Следующий день ушел на визиты к портным, которые шили костюмы для основных ролей. Для «технических персонажей» вроде меня – просто слегка подгоняли хранившиеся в костюмерных старые наряды.

А после начались репетиции. И тогда я окончательно вздохнула с облегчением: прошел уже десятый, одиннадцатый, тринадцатый день, но никаких вызовов в покои от Фарлейта! Даже намеков на то, что он хочет меня. Более того, у меня сложилось впечатление, будто я ему не просто безразлична, но и совершенно неприятна. Возможно, он даже испытывал отвращение от того, что тогда переспал со мной. И может это прозвучит безумно, но меня радовали такие мысли! По крайней мере, пока все это не было поводом выгнать меня из труппы и тем самым обречь на верную смерть.

Чтобы уменьшить вероятность печального для себя исхода при столь нелепых обстоятельствах, я решила выкладываться на полную даже с той убогой ролью, что мне досталась. Потому ответственно относилась ко всему, связанному с моей работой. В конце концов, только так я смогу хорошо зарекомендовать себя и продвинуться дальше!

Сегодня с репетиции я уходила последней. Просто решила немного задержаться, чтобы получше отрепетировать свою роль. А может – лишний раз представить, как буду выступать на сияющей сцене перед полным зрительским залом, кто знает? Но когда я закончила, все актеры уже разошлись по своим комнатам. Так что я, задумчиво вздыхая, вошла в пустую гримерку и принялась снимать удобный комбинезон для репетиций, чтобы надеть легкое пурпурное платье. Стянув его, я осталась в одном нижнем белье, и уже потянулась рукой к вешалке, когда ощутила, как сильные, слегка шероховатые руки обвили меня со спины и прижали к крепкому мужскому телу, затянутому в водолазку, такую знакомую на ощупь!

Что? Как? Неужели…

– На всякий случай предупреждаю: не вздумай кричать! – прошипел голос Фарлейта мне на ухо за миг до того, как режиссер прикусил мою ушную раковину.

Подхватив за бедра, мужчина резко развернул меня и усадил на ближайший гримировочный столик. Не церемонясь, он разорвал на мне белье, торопливо расстегнул свои штаны и грубо овладел мною!

Осознание того, что режиссер насилует меня в гримерке, пришло ко мне запоздало, словно издалека. Оно повергло меня в столь сильный шок, что у меня не получалось сделать ничего: ни закричать, ни пошевелиться. Лишь испуганно дышать. И постепенно, толчок за толчком, дыхание переходило во всхлипы. Сейчас Фарлейт был совсем не таким, как в тот раз, когда принудил меня. Тогда он, хоть и одержимый своим дурманом, был в себе достаточно для того, чтобы проявлять свое мастерство любовника. Но сейчас ничего подобного не было! Меня просто… трахали. Зверски, жестко, безумно. Удовлетворяя похоть настолько сильную, что она превращала человека в самое низменное, лишенное любых зачатков разума животное.

– Нет, хватит! – наконец сумела выдохнуть я, упершись ладонями в его грудь. – Я не хочу!..

– Заткнись, – гаркнул режиссер, укусив меня за губу! И, конечно же, он не стал останавливаться. Лишь одной рукой зажал мне рот. А второй – толкнул в грудь, заставив упасть спиной на гримировочный столик и сбросить на пол расставленные на нем принадлежности. В панике я замахала руками, но Фарлейт быстро перехватил тонкие запястья, чтобы прижать их к столешнице над моей головой! И все это время его бедра не прекращали неистово двигаться, вколачивая в меня твердый, словно камень, орган.

К счастью, это продолжалось недолго – мужчина закончил чуть более чем через две минуты. Изливая в меня свое семя, он наркотически закатил глаза. Его тело била мелкая, продолжительная судорога, сопровождаемая протяжным стоном. И лишь когда она стихла, Фарлейт, наконец, разжал свою руку и убрал ладонь от моих губ, позволяя мне сесть и прикрыться руками в бесполезном стыде.