– Так ведь ехать никто сюда не хотел. Говорили, что только на вертолете можно…

Тут егерь расхохотался еще больше.

– Ну, вы, ребята, даете! Ей-богу! Как дети всему верите. Ха-ха-ха! Машины свои никто в грязи пачкать не хочет – вот и все дела! Вертолет… Ха-ха-ха! Тут автобусы ходят, ежели чего. А вы, кстати, по какой нужде в наши края-то приехали?

– Живет у вас тут старик один, долгожитель. Как его… сейчас, – я стал судорожно искать в кармане бумажку с его именем. А про себя думаю: «Еду к человеку за интервью и даже имя его не удосужился запомнить. Стыдобища!» – Ведунов Григорий Матвеевич.

– Алмаз что ли? – егерь оживился.

– Не знаю… А почему Алмаз?

– У нас его все так за глаза кличут. Золото – мужик! Мировой! И зачем вы к нему? Родня что ли?

Тут я рассказал егерю про все: про то, что это не моя работа, про то, что не хотел ехать, про эту «тьму тараканью». Хотел еще сказать про бесполезного Максима, но, разумеется, не стал. Василий Петрович спокойно выслушал, поднял голову и многозначительно посмотрел на меня:

– Я вот что скажу тебе, брат. Клянусь, не зря ты приехал. Вот увидишь. Ежели сейчас не понимаешь, потом поймешь. С таким человеком как Алмаз поговорить – многого стоит. Все не зря.

– Может и так, но эта поездка совсем не входила в мои планы.

– Планы? А есть ли смысл в планах-то? Жизнь – она другая, она сама себе хозяйка, и тебе хозяйка. Что толку планировать, брат, если все по-другому выйдет? Жизнь – она шире, понимаешь? План – он, наверное, должен быть, но лишь маяком, по которому ориентир держишь. Но нельзя, чтобы твой план тебя же в тисках держал. Жизнь не зря наши планы рушит, а чтобы показать, что есть лучшее для нас, чем мы себе придумали. Жизни доверять надо, братцы, – Василий Петрович закончил и посмотрел на воду, продолжая грести веслами.

Василий Петрович оказал нам неоценимую услугу еще и тем, что проводил до самого дома старика. Мы попрощались, и егерь пошел к лодке.

К тому времени как мы причалили, было уже совсем темно. Небо с красивыми закатными разводами закрыл густой слой синих облаков, за одним из которых показалась полная луна. Она достаточно хорошо освещала все вокруг. Дом Алмаза был виден еще издали. Деревянная изба старика-долгожителя выглядела такой же старой, но крепкой. Было заметно, что давно не прикасалась к ним рука человека. Бревна в стенах уже не представляли собой ровные аккуратные линии, а сползли в правый нижний угол, от чего казалось, что дом засасывает в яму. Крыша тоже доживала свой век. На отдельных ее участках виднелись дыры, такие глубокие, что поначалу я принял их за гнезда птиц. Крыльцо являлось самой красивой частью избы, оно было высоким и ровным. Застекленные окна в нем имели необычную форму ромбов и треугольников, соединенные тонкими рейками, похожими на настоящие стекольные рамы. Никогда раньше я не встречал подобного оформления окон даже у самых маститых творцов на деревне. По всему периметру окон крыльца виднелись коротенькие занавесочки, больше похожие на бабушкины кружева. Видимо в рамах имелись щели, поскольку от задуваемого внутрь ветра занавески эти слегка колыхались. Первая дверь с улицы была крепкой, но тоже со вставками стеклянных элементов. Окна дома были совершенно обычными, никаких резных ставней и фигурных рам. Но занавески тоже висели.

В одном из окон виделся тусклый свет, старик еще не спал. Я долго не решался войти. Хотелось просто посидеть на улице и хоть немного перевести дух. Тишина… И ни одной живой души… Эта обстановка показалась мне знакомой, хотя я уже не помню, когда в последний раз сидел в тишине.