– Даже ваш отец?

– Тем более отец.

– Тогда я возьму с вас еще дороже. Уж извините, но такой шанс я упустить не могу.

– Ладно уж…

Скорее отсюда! Из серого гадюшника посреди хилой полиповой поросли, где никому нет дела до нее и ей нет ни до кого дела. Подальше от финансовых интересов, заместителей министров и навязываемой роли. Подальше от лицемеров, лжецов и предателей. В рифовый лес. С головою – в буйство красок и запахов! Туда, куда зовет ее рубиновое сердце. Туда, где она может быть полезной.

В атолл Алехандро!

Скворцов перезвонил ей «вечером». Назначил время и место.

Солнце едва доползло до зенита. Знойный день Сирены был в самом разгаре.

6

Срюкзаком и кофром Ремина потихоньку выбралась на задний двор. Выходить через парадное было нельзя. В эти минуты папа́ имел обыкновение появляться на балконе номера в пижаме и с чашечкой утреннего кофе в руке. Впрочем, утро здесь было весьма условным. Через каждые двенадцать земных часов в номерах плотно задраивали жалюзи и постояльцы ложились спать. Кондиционеры имитировали ночную прохладу, с шелестом листьев и стрекотом цикад. При желании можно было сымитировать шум прибоя, или посвист вьюги, или шорох дождя. Одна из стен легко превращалась в окно в другой мир, но папа́ предпочитал просто темноту. Реми помнила это с детства, с тех давних пор, когда тайком пробиралась в родительскую спальню, протискивалась между папой и мамой и мирно засыпала.

Она прошла через полуотворенные ворота и очутилась на улице. Стоял знойный оранжево-фиолетовый день. Солнце торчало почти в зените и не думало двигаться с места. Жужжал мириадами жаброкрыльев вездесущий летучий криль. Протарахтела автоматическая повозка на высоких колесах. Реми огляделась, бегом пересекла улицу. Шагнула на тротуар. Тусклая в солнечном свете причудливо изогнутая неоновая трубка зазывала промочить глотку в баре Энрике. Ремина жажды не испытывала, но именно в этом заведении Скворцов назначил ей встречу, поэтому она, не раздумывая, шагнула к двери.

И едва успела отшатнуться. Дверь распахнулась, из облака табачного дыма вывалился забулдыга в грязных лохмотьях. Потерял равновесие, живописно пропахал мостовую носом. Заорал благим матом, попытался встать, но через миг затих. Реми такое видела только по телевизору. Ей стало любопытно. Она подошла к пропойце, наклонилась.

– Осторожно, мисс!

Ремина оглянулась. В двух шагах от нее стоял патруль колониальной охраны. Мятые килты, бронежилеты поверх мундиров, гетры и башмаки на толстой подошве – это по такой-то жаре! – короткоствольные автоматы и дубинки в чехлах. Из-под киверов с изображением обоюдоострого меча, перекрещенного со стилизованным изображением ракеты, были видны только нижние челюсти, вяло перемалывающие жвачку.

– Что вы сказали? – переспросила Реми.

– Я говорю – осторожно, – произнес один из колохровцев, подойдя ближе. – Это Джойс! – Он ткнул мыском башмака забулдыге в бок. – Он работает в лаборатории русского биолога. Мало ли какой заразы он там нахватался…

– Благодарю вас! – отозвалась Ремина. – В таком случае не могли бы вы помочь бедолаге? Его, кажется, избили.

– Ни черта с ним не случится, мисс, – отмахнулся колохровец. – До Карлика проспится… А вот вам я бы не советовал гулять рядом с подобными заведениями. Не ровен час…

– Не ваше дело, – буркнула Реми и отвернулась. Ее до глубины души возмутило прохладное отношение колохровцев к своим обязанностям. И она решила, что обязательно заставит папа́ навести в местном управлении порядок, если только ему удастся пропихнуть свою программу.

– Как хотите, а я вас предупредил…