Почему-то вспомнился дядя Жюль. Старый солдат, ветеран Первой мировой, звал немцев не иначе как бошами. Это по его примеру Мари тоже стала их так называть. Дядя Жюль, родной брат ее отца, содержал ферму в Эльзасе. Почти год назад она гостила у него в Флаксландене – небольшом местечке под Мюлузом. Она приехала на ферму в конце августа. Дядюшка обожал Мари и был страшно рад видеть у себя племянницу. Им редко доводилось встречаться, так как он практически никогда не покидал ферму, а «принцесса», как он ее называл, все время находилась в Париже. Но тем августом в жизни Мари наступил трудный период, и она решила сбежать к ближайшему родственнику. После тесного Парижа ферма и вся округа казались другой планетой – просторной, наполненной полями, виноградниками, овцами, кипарисами и бог знает чем еще, чего с помине не было в Париже. При этом она и помыслить не могла о том, чтобы не возвращаться в столицу, без которой жить было просто невозможно. Дядя, пряча довольную улыбку в густых седых кавалерийских усищах, угощал ее вином и сыром, а по вечерам они сидели во дворе и болтали, вспоминая родителей Мари. Жюль рассказывал смешные истории про Бернара – ее отца и своего младшего брата. И, конечно, после этих веселых рассказов они вдвоем грустили. Родители Мари погибли в автокатастрофе десять лет назад. Девочку взяла к себе на воспитание родная сестра ее матери – маркиза Жанна де Грасси. Она прекрасно ладила с Жюлем и всегда была ему рада, но в последние годы ферма занимала все его время, так что в Париже он появлялся крайне редко, а Жанна не хотела отпускать надолго племянницу из-под своей опеки.

Первого сентября в их безмятежный мир пришло беспокойство – немецкие войска вошли в Польшу. Мари хорошо помнила это смутное ожидание большой беды, которая вроде бы и не совсем близко, но в любой момент может оказаться рядом. А еще через день, вечером, дядя Жюль взял в руки газету и, едва бросив на нее взгляд, взялся за голову обеими руками и закрыл глаза. Мари встревоженно спросила:

– Что случилось, дядя Жюль?

Дядя открыл глаза и печально посмотрел на нее. Он выглядел невероятно расстроенным и озадаченным. Мари повторила:

– Что случилось?

Жюль молча повернул к ней газету. Крупный заголовок как будто стрелял в читателя каждым словом: ФРАНЦИЯ И ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ОБЪЯВЛЯЮТ ВОЙНУ ГЕРМАНИИ! Дядя вздохнул и тихо произнес:

– Война, девочка моя, снова война…

В свои девятнадцать Мари не особенно сознавала весь смысл ужасного заголовка. Еще меньше она понимала то, что имел в виду дядя, просидевший в окопах Европы несколько лет. Так 3 сентября 1939 года началась для Мари эта Странная война, как с легкой руки Ролана Доржелеса стали называть военные действия между немецкими и франко-британскими войсками. Жюль немедленно отослал ее в Париж, ведь до боев, начавшихся на линиях Мажино и Зигфрида, было рукой подать. У Мари не укладывалось в голове, что буквально в десятках километров уже идет настоящая война, где под шквальным пулеметным огнем гибнут солдаты. Жюль уверял, что бошам ни за что не преодолеть линию Мажино. Провожая Мари, он сказал:

– Не тревожься, принцесса! Через пару месяцев все боши лягут под нашими пулемётами. Возвращайся в Париж, к своим цветочкам и ничего не бойся.

Ветер на палубе перестал веселиться. От его порывов загудел весь корабль. Почувствовав, что замёрзла, Мари спустилась в ресторан лайнера, откуда после легкого ужина вернулась в каюту.

Уже давно стихли стоны и растрачены последние поцелуи, а Андрей еще лежал, глядя в окно, откуда пробивался утренний свет. Кристина была рядом, упав головой на его руку. Он настолько эмоционально выгорел за эту ночь, что не хотелось ни спать, ни, что удивительно, курить. Кристина слегка шевельнулась на его руке и прошептала: