Эффект наблюдателя Елена Леонтьева
Консультация мертвеца
Эпизод 1
Или он псих, или психологи преувеличивают свое понимание человеческой психики. Процентов двадцать понимают, а остальное… Потемки и психоаналитическая яма. Гаденькая неопределенность, как сейчас модно. Может то, что с ним случилось в последние месяцы – последствия вируса? Вирусу не жалко, он готов стать причинностью любых загадочных явлений.
Однако, после карантина привычная жизнь свое отвоевала и психолог вернулся в любимый офис на Смоленке, чему был очень рад. Трехмерные клиенты с руками и ногами радовали до слез. Он смертельно устал от он-лайна. Коллеги два месяца ожесточенно спорили в сетях о терапии в он-лайне. Профанация или творческая адаптация? Есть контакт – нет контакта? Что делать с телом и как работать с травмой? Спор об истине вышел жаркий, соцсети пучило от злости и полярностей. Работы тем временем только прибавилось. В психоаналитической яме оказалась большая часть населения, которому наплевать на споры психотерапевтов. Многие решили немедленно развестись, некоторые боялись умереть, большинство вынуждены были остановиться и посмотреть на себя пристально, без спасительной суеты. От себя стало не отвертеться.
Саша Косулин энергично крутит руль, ища парковку. Около офиса есть несколько бесплатных мест, но их не поймать. После трех накрученных кругов он паркуется за шлагбаумом типографии. Охранники типографии вышли на новый уровень сервисной коррупции и деньги за нелегальную парковку получают переводом на карту, а также присылают в мессенджере поздравления на 23 февраля и Рождество. Москва двадцатых – королева сервиса. Он поднимается по лестнице, задерживается взглядом на соседнем офисе, в котором пожилой рокер дает уроки игры на гитаре. Дверь открыта и он видит перебирающих струны учителя и его ученицу – лохматого подростка невнятного пола, фанатеющего от рок-кумиров родителей. Психолог улыбается и заходит в офис.
Понедельник – приемный день. Семь рабочих часов. В начале новый клиент Тимофей Михайлов от Гали Донецкой. Запись сделана еще три недели назад по смс. Смутно знакомое имя и аватарка, может он уже когда-то приходил? Клиенты, которые заходят на разок, запоминаются редко, зато при следующем посещении сразу вспоминаются, неважно, сколько лет прошло. Память у психолога прекрасная.
Любимая работа ждет, и вот уже новый клиент спрашивает код домофона. Косулин пишет номер, хотя уже отправлял его в стандартной установочной смс-ке. Есть такие растерянные люди, которые легко путаются в трех дверях. Психолог идет навстречу и, открыв дверь, сталкивается с клиентом нос к носу.
– Однако, вы быстрый! – удивился психолог. Он только-только отправил код домофона, а Тимофей уже стоит перед его кабинетом на четвертом этаже.
Да, могу, когда захочу, – соглашается высокий темноволосый мужчина средних лет. Его изящное лицо с тонко прорисованными чертами на фоне черной дубленки кажется бледным и безжизненным.
Косулин приглашает его в кабинет. Тимофей быстро устраивается на диване, не снимая дубленку.
Вам холодно? – удивляется Косулин. В кабинете очевидно тепло.
Да, прохладно. Тимофей поеживается и остается в одежде.
Вы от Галины Донецкой, верно? Косулин предпочитал клиентов по рекомендации.
Да, верно. Меня зовут Тимофей, когда-то я был с Галей близко знаком, и она порекомендовала вас как отличного специалиста по сложным и… эмм… необычным ситуациям.
Вы как раз в такой? – подбодрил Косулин. Под необычными ситуациями его клиенты обычно подразумевали то, что они сходят или уже сошли с ума.
Да, я в очень необычной ситуации и беспокоюсь, что Вы мне не поверите. Больно уж странно то, что я собираюсь рассказать.
В Косулине зашевелилось профессиональное любопытство – клиент предварил свою историю многообещающим анонсом. И нет, он никогда не видел Тимофея раньше.
– Видите ли, я – мертв, – сказал Тимофей, аккуратно заглядывая Косулину в глаза, явно опасаясь его реакции.
В каком смысле "мертвы"? – не менее осторожно поинтересовался психолог. Я умер, уже довольно давно. Точно не могу сказать, когда. Сейчас время для меня – очень сложная категория. Чтобы понять, во сколько у нас сегодня встреча, мне пришлось несколько раз спросить у прохожих. По часам и телефону я не ориентируюсь . Один доктор объяснил мне, что у меня специфический вид агнозии, которую невозможно вылечить, – Тимофей замолчал, явно расстроенный воспоминанием о встрече с доктором.
Значит, если я скажу, что у нас есть один час, Вам это ни о чем не скажет?
Тимофей пожал плечами. – Скорее всего нет, поэтому Вы сами скажите, когда время закончится.
Косулин поник и откинулся на кресле. Внутри медленно растекалась пустота. Он представил себя мертвым человеком, забывшим ход времени. И неожиданно для себя сказал:
Видимо, Вам очень грустно быть мертвым.
Да, быть мертвым – грустно. Вы правильно заметили, – Тимофей посмотрел на Косулина с благодарностью. А еще – утомительно…
Ни за что бы не подумал, – удивился Косулин. – Утомительно?
Да, – подтвердил Тимофей. – Я очень устал. Устал думать о своей прошедшей жизни. Очень неудачной жизни. Обыкновенной, суетной, банальной и не имеющей никакой ценности. Так себе жизнь, одним словом, – на троечку, – Тимофей встал с кожаного дивана и начал глазами искать стаканчик для воды.
Косулин вскочил и подал стаканчик. Его опять распирало от любопытства. Еще ни один клиент в его практике не утверждал так убедительно, что он мертв. Как странно. Что это, если не бред? Опухоль? Отравление? Наркотики? Депрессия с дереализацией?
Тимофей вернулся к дивану, привычным движением скинул туфли и прилег, заложив руки за голову. Бровь Косулина медленно поползла вверх: поведение клиента явно намекало на частые сеансы у психоаналитика, укладывающего пациента на кушетку.
Вы раньше проходили психоаналитическую терапию? – поинтересовался Косулин. Его пациенты редко ложились на диван, а зря: лежа проще говорить "из души", как будто становишься маленьким и немного больным. А кто-то сидит рядом и слушает про все твои невзгоды. Защиты слабеют и удается отвлечься от роли взрослого человека. Здорово отдыхаешь.
Проходил. Около года. Но потом внезапно умер, и не закончил.
Я понял. Что же Вы хотите от меня? Вы могли бы вернуться к своему старому терапевту.
Так уж заведено у психологов – не радоваться тому, что к тебе пришел чужой клиент, а предположить, что отношения не закончены, а терапия прервана. Иногда следует помочь вернуться и продолжить терапию вместо того, чтобы начинать заново.
Нет, к старому я не могу. Она знает, что я умер. Что я хочу от Вас? Это очень хороший вопрос. Я думал, Вы сразу направите меня к психиатру, подумаете, что я сумасшедший. Но я никогда не был сумасшедшим. Я просто умер и не могу успокоиться. Ну, вы наверное слышали… мертвые хотят покоя, а у меня сплошное беспокойство. Меня это пугает! Понимаете? – Тимофей привстал на локтях. Показалось, что легкий румянец заиграл на его лице. Но то была всего лишь тень от занавески.
Да. Я могу это понять. В жизни ведь то же самое – иногда хочется просто покоя! И определенности. Особенно определенности. – Косулин запнулся. Он удивился созвучию со своими тревожными мыслями, так и не додуманными с утра. Помолчав немного, продолжил:
Полный покой – это смерть, в жизни покоя не видать, так хоть после смерти. Как награда! Нирвана, отключка, черное ничего, прелести Вальхаллы, одесную Отца – все они обещают что-то и покой в придачу! А если покоя нет – на вашем месте, я был бы страшно возмущен и разочарован. Даже обижен! Мало того, что вы умерли внезапно, прервали терапию… – тут Косулин позволил себе усмехнуться. – Все же незаконченная терапия в масштабах целой жизни не кажется мне таким уж страшным событием, хотя… Тимофей был первым клиентом-мертвецом в его практике, но Косулин прекрасно понимал его состояние. Дальше – больше: мало ему неожиданных "скачков" в своих клиентов, этих психических завихрений, о которых не писали ни в одном учебнике, а теперь еще и мертвецы. Зато какая клиентская база!
Тимофей слушал Косулина и благодарно кивал. На его белом худом лице, сменяя друг друга, появлялись то возмущение, то обида и разочарование.
Наверное, Вы уже многое перепробовали, раз умерли давно? Когда, кстати, и от чего?
Тимофей развел руками и пожал плечами: с ощущением времени после смерти стало хуже некуда.
А, ну да, простите. Эта наша привязанность к датам, к биографии… Ну так, чисто для понимания: до или после вируса? Может, во время? – психолог спросил и перестал дышать. Вирус узурпировал все страшное в смерти, украл все кошмары и ужасы, установил монополию на всей планете, оставив всем иным причинам смерти скромное и скучное место. Даже говорить с человеком, которого убил вирус, казалось рискованным.
Тимофей задумчиво поднял брови и непонимающе взглянул на психолога.
От вируса? Вряд ли. В этом было бы хоть что-то необычное. Нет, я умер в обычной аварии, нелепо и случайно. Раз-два и на том свете, без всякой подготовки! Прямо скажем, я до сих пор в шоке. Надеялся жить долго, спортом занимался и питался правильно. Уж лучше вирус.
Теперь Косулин задумчиво слушал Тимофея. Конечно, на вкус и цвет товарищей нет, как говорится, но предпочтение смерти от вируса не казалось ему убедительным. Он точно не хотел бы такого конца, более того не видел в нем ничего героического, о чем и решил сообщить клиенту. Они даже поспорили немного, какая из преждевременных смертей была бы более стыдная. Пришли к выводу, что для мужчины – любая, если только не на священной войне. Потом решили, что дело вообще не в смерти, а в том, что нет покоя. Тимофей продолжал рассказывать:
