А вот златоглавая в последнее время почему-то разлюбила мальчика Федю, и неудачи посыпались на его фирму как горох. Словно бы кто-то подстраивал их специально, желая выбить Федора из седла. Он даже пытался выяснить, кому же так перешел дорогу, но бесполезно – враг, конечно, был, но вычислить его никак не удавалось. Но не на того напоролись, поборется еще Федор Первач, недаром он имел в детстве прозвище Вихо, что в переводе с индейского означает «главный». Да и сейчас коллеги, не зная этого его детского факта, нет-нет да называли «главным». Значит, его сила чувствовалась на энергетическом уровне, значит, Федор со всем справится. Вот здесь, в Хабаровске и справится, по крайней мере, план был такой.

– Это несправедливо! – громко заявил сосед, так, чтоб стюардесса его услышала.

– А жизнь в принципе несправедлива, – произнес Федор, все-таки не выдержав.

– Это для слабаков и неудачников, – хохотнул парень пьяно, – а сильные люди все берут в свои руки.

Федя уже приготовил пару колких фраз насчет силы этого сопляка, но стюардессы уже открыли дверь и пригласили пассажиров на выход.

– Не может быть! Вихо, это ты? – услышал он мужской возглас и обернулся. У трапа, в очереди на автобус, стоял его одноклассник.

– Это я, – ответил Федор и пожал протянутую руку. – А вот тебя, Бижики, я бы не узнал, ты стал настоящей машиной. Шварценеггер нервно курит в сторонке.

Федор не лукавил, Денис и правда выглядел хорошо. Высокий, широкоплечий, уверенный в себе. Вообще Ден с детства был смуглый, как любила шутить про него их классная руководительница Ангелина: зимой и летом одним цветом. Но сейчас темная кожа и черная шевелюра добавляли еще больше привлекательности, и из темненького мальчика он превратился почти в мачо. Федор даже позавидовал ему немного, потому как сам, чтоб не выглядеть совсем бледной поганкой, тратил часы в дурацком солярии. На море же вообще сразу сгорал, превращаясь в вареного рака.

– Да ладно, – ответил добродушно бывший одноклассник. – Называй меня просто Бизон, выросли мы из индейцев уже.

Глядя на улыбающегося во все тридцать два зуба Дениса, Федя подумал, что выглядит тот сейчас настолько доброжелательно, словно и правда был рад его видеть, чего сам Федор к нему не испытывал абсолютно.

Когда он перевел взгляд на его спутницу, то сначала не мог поверить, что это она, Катя Соколова, первая красавица класса, да что там, школы, в которую когда-то были влюблены абсолютно все мальчишки, в том числе и Федя. Пауза, видимо, затянулась, потому как Денис, перестав улыбаться, спросил:

– А это Катя, ты не узнал?

– Привет, Чепи, – взяв себя в руки, сказал он. – Или тебя тоже лучше по-русски Феей называть?

– Привет, Главный, – ничуть не смутилась она и улыбнулась ему еле заметной улыбкой. – Называй как хочешь, но Денис прав, выросли мы из индейских штанов.

Разглядывая тайком Катьку Соколову, ее какую-то болезненную худобу, ее тотальную неухоженность, одновременно слушая Бизона, его рассказы о работе в МУРе и дурацкие грубые шутки, Федор даже немного отвлекся от своих мыслей и жалости к себе. Вдруг, где-то внутри, пришло очень четкое понимание, что он действительно Главный, он тот, у кого с рождения талант организовывать; он тот, за кем обязательно пойдут люди. Он справится, ведь он Вихо, он не эти вот два неудачника. Одна, ставшая тенью той самой Кати Соколовой, которую он помнил, как волшебную принцессу, другой – примитивный мент, смеющийся сам над своими же тупыми шутками. Он даже не Анатолий Стоянов, Толя, Чуа, Змея, папеньки сынок, который, конечно, достиг много, но и трамплин у него был огромный, с такого попробуй не прыгни. А вот у Федора его не было совсем. Всего того, что он имеет сейчас, он достиг сам, своими руками, мозгами, хитростью и иногда подлостью, но сам. Поэтому зря он приехал в Хабаровск, зря, это был порыв, который Федор не успел остановить. Мысль, что надо возвращаться в Москву, возникла и тут же укоренилась в голове.