Напористость – готовность энергично действовать, заботясь об успехе дела, а не качестве жизни. Напористость требует постоянного нового предложения на рынке компьютеров и информационных технологий, а спокойствие, напротив, просто поддержания качественной работы имеющихся систем.

Готовность к неопределенности – иначе говоря, готовность рисковать и нарушать устои. В странах с высокой готовностью к неопределенности компьютеры нужны для того, чтобы с помощью них принимать решения и осуществлять стратегию независимо от бывших товарищей, и договариваться тем самым с новыми партнерами, у которых другой культурный язык, тогда как компьютеры помогают коммуникации.

Стратегическое мышление – готовность ставить долгосрочные цели, что всегда ограничивает выполнение социальных обязательств, и в этом смысле Япония гораздо стратегичнее Дании. Стратегическое мышление и требует создания сложных компьютерных систем, использования не «гаджетов», а больших промышленных компьютерных узлов.

Допущение – готовность разрешать людям разные вещи, например, удовлетворение необычных потребностей, необычные эмоции, в противоположность сдержанности. Общества с допущением как раз требуют диверсификации компьютерного предложения, создания модных и эмоционально привлекательных компьютеров.

Тем временем было сделано два открытия, и определивших профиль межкультурного взаимодействия, как в теоретических исследованиях, так и практических рекомендациях. Одно, в 1970-х – это было новое открытие международного разделения труда и формирование исследовательской программы, которая называется миросистемный анализ (world-systems analysis). Основные тезисы миросистемного анализа можно обозначить так: мировая экономика возникает уже в Бронзовом веке, как только появляются пути торговли; любое развитие наук поддерживает развитие транспорта для мировой торговли; эти инновации в науках и приводят к образованию центров, то есть тех государственных подсистем, которые и могут обеспечить быстрые и качественные сделки; если появляются центры, то появляется и периферия и полупериферия, которая потом может войти в центр; хотя центры меняются и смещаются, их функция остается той же; одного развития производства недостаточно, оно может дать кратковременную выгоду, но не долгосрочное развитие, а чтобы попасть в центр, нужны еще особые инновации. Одним словом, где есть философия, решение нестандартных задач, там есть и процветание, тогда как просто упорный тяжелый труд, напротив, может вывести полупериферию на периферию, в которой всё стремительно устаревает и ломается. А центр – это место, где благодаря сделкам и договоренностям всё можно починить внутри, можно обеспечить устойчивость и стабильность развития в соседних странах. Хотя в миросистемный анализ внесли вклад многие историки, начиная с Фернана Броделя, его мэтром стал Иммануэль Валлерстайн, имеющий продолжателей и популяризаторов во многих странах – например, очень хорошо это делает Георгий Дерлугьян, с чьими колонками и лекциями рекомендую познакомиться.

Благодаря мир-системному анализу мы смотрим на многие привычные со школы факты по-другому. Например, древний город Аркаим оказывается бизнес-сити мирового коневодства, а Западная Европа еще в бронзовом веке – центром селекции коров, предшествующих нынешним голландским породам. Пифагор и Гераклит предстают политэкономами, разработавшими прорыв греческого мира в центр мир-системы, где прежде располагалась Персия, а успех Рима (но и падение Рима) обязан системе страховки кораблей и гибкости откупов. Афанасий Никитин ехал за три моря, надеясь найти более дешевые стальные сабли, а в системе Коперника выразилось стремление обосновать Магдебургское право. Большинство переселений народов оказываются не результатом собственного движения народов к лучшей жизни, а мер, принимаемых полупериферией для того, чтобы удержаться в прежнем статусе без лишней конкуренции, но с новыми возможностями контроля над товарными и финансовыми потоками. Тем самым, и историческое насилие оказывается результатом недостатка инноваций, и исторический прогресс теснее связывается с прогрессом философии, которая не только упорядочивает науки, но и позволяет наукам переходить в практику, создавая новые формы сделок, обязательств и совместных решений. Близки теориям миросистемы и нынешние биологические объяснения прогресса, например, книга Дж. Даймонда «Ружья, микробы и сталь», где действия микробов объясняют развитие человечества и победу Запада, который больше болел, но поэтому и лучше выживал.