Хотя майору и пообещали, что его миссия будет жёстко засекречена, он понимал, что и в министерстве может быть утечка: вряд ли, конечно, вплоть до фамилии его, но то, что в город послан «волкодав», это вполне могло достичь нежелательных ушей.

И потому даже с генералом он общался по скайпу в вязаной шапочке с прорезями для глаз и специальным устройством искажал голос.

На подколы начальника говорил, что не хочет быть похороненным на здешнем кладбище, – не для того его сюда командировали. Он не сомневается, что в управлении не один «крот», а целая кодла. И, небось, уже идут по его следам. А то, что генерал говорит не с работы, а из дома, – это пустяки: сейчас техника… Он сам с такой работает.

А в расследовании он продвинулся. Действительно, дилеры получают товар на радиорынке. Очень удобно: будто покупаешь детали. Кто туда завозит опт, тоже понятно: Кусяев по прозвищу «Кусяка» и Пшеничный, кличка «Батон».

Майор показал снимки парней, явно не скрипачей симфонического оркестра. Они просто связные, перевозчики – ближе не подпускают. Скорее всего, специально держат, как слабое звено. Запахнет керосином, их уберут – и цепочка прервётся.

А откуда поступает опт в город, пока не совсем ясно. Надо ждать очередной партии, а уж тогда…

В конце разговора генерал пошутил, что «Пшеничный – Батон» – это остроумное прозвище. На что майор сказал: погоняло «Алим» понятно – фамилия у авторитета Олимпиев. А вот главу другой группировки, за что «Танкистом» прозвали?

Да всё просто, песню про танкиста очень любит. Нет, не «Три танкиста, три весёлых друга…», а другую: «Да у тебя же мама педагог, да у тебя же папа – пианист. Какой ты на фиг танкист?»

Майор специально назвал вслух имена Кусяки и Батона, очень надеясь, что квартира генерала прослушивается. Но если прослушка есть, интересно знать, кто за этим стоит: «Алим», «Танкист» или коллеги генерала?

Пока всё внимание «Алиму».

Оксана чувствовала себя счастливой только за рулём. Но это, по-моему, у всех женщин сегодня: другого счастья-то, подчас, и не предвидится. С мужиками всё просто – их нет. Взамен них… Ой, даже говорить не хочется!

Томка вычитала где-то стихи:

Сразу чувствуется, что пишет женщина, и женщина талантливая, верно? Мужики ведь о таком не пишут, они всё больше: «Октябрь уж наступил, уж роща…» Или вообще такое, что ни в какие ворота: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Ага, дадут тебе чего даром в наше время!

Ладно, чего о мужиках говорить, понятно, что в наше время автомобиль лучше особи в штанах. Конечно, любимый мужчина любую тачку за пояс заткнёт, но где он бродит, ядрён корень, этот любящий? Когда его видели в последний раз? В прошлом тысячелетии?

Томка вычитала где-то теорию, что любящих мужиков нет потому, что женщины стали доступнее. Взгляните на улице: каждая ходит, обтянув до невозможности свои прелести: тридцать пять градусов жары, а она в тёплых джинсах, дубина стоеросовая! Зато все видят, что у неё-то всё натуральное, – никакого силикона!

А другие готовы чуть ли не голышом по улицам шастать – это у них теперь шорты такие! Есть подозрение, что лет через пятьдесят материи на женское платье будет идти, как сейчас на носовой платок. Вот только что они согревать и прикрывать будут этим платочком?

Раз бабы доступны – чего мужику напрягаться? Какая-нибудь да пригреет: обездоленных дур хватает. А любовь – это ведь каторга пожизненная, хоть и сладкая, конечно. А какой бабе не хочется сладенького…

Между прочим, обезьян знаете, как ловят? На сахар. Кусок сахара кладут в кувшин с узким горлом. Она суёт туда лапу, хватает сахар, а вытащить кулак не может. А сахар бросить жалко…