— Здравствуйте. В чём дело? — Со служителями закона надо быть повежливее несмотря ни на что, тем более я и сам собираюсь работать в похожей сфере. Встаю рядом с папой, копируя его позу: упираю руки в бока.

— Это кто? — спрашивает коп отца, проигнорировав моё приветствие.

— Мой сын. Он несовершеннолетний, поэтому на все вопросы отвечаю я.

— Пап, что случилось?

— Поступило заявление о незаконном хранении оружия, — встревает офицер, буравя меня своими маленькими глазёнками. — Наши сотрудники уже обыскивают дом.

Плохо, очень плохо…

— А ордер? И кто заявитель?

— Не слишком много вопросов для несовершеннолетнего? — этот говнюк недобро усмехается и выставляет перед моим лицом бумажку с соответствующим предписанием. — Звонок был анонимным. Так что на второй вопрос ответить не могу, — и высокомерно оскаливается, сверкнув металлической коронкой.

Внутри всё холодеет от мерзкого чувства страха. Не за себя. За родителей. Бросаю осторожный взгляд на отца, который незаметно мне подмигивает. Надеюсь, он избавился от того пистолета.

Минут через сорок со второго этажа спускаются двое в форме, и почти сразу из папиного кабинета выходит ещё один. Там много шкафов. Похоже, ему пришлось неслабо порыться среди куч чертежей и макетов.

— Всё чисто, — пожимая плечами, сообщает упитанный сержант.

Тот, что с металлическим зубом, нервно дёргает плечами и, скользнув по нам с отцом пристальным взглядом, нехотя выдавливает:

— По всей видимости, вызов был ложным. Есть недруги?

— У кого их нет? — отвечаю я вместо папы, который предупреждающе прочищает горло.

— Тогда будь осторожнее, парень, — многозначительно произносит, прежде чем скрыться за дверью.

Что это было?

Плюхаюсь на диван, разом выдыхая всё напряжение, скопившееся во мне во время мучительного ожидания. Отец усаживается рядом.

— Думаешь, это работа того мудака?

— Скорее всего, — не вижу смысла открещиваться от очевидного. — Где он? — на всякий случай шепчу. Мы оба понимаем, о чём я спрашиваю.

— В надёжном месте, — отвечает задумчиво отец, а затем встаёт и направляется на кухню. — Матери – ни слова! — выкрикивает уже оттуда.

Какой у меня всё-таки клёвый папа…

***

Кассандра

У меня уже вошло в привычку закрываться в своей спальне и не показываться маме на глаза, даже если её нет дома. Я прячусь от неё заранее, так как теперь не знаю, сколько длится её рабочий день на самом деле и работает ли она в принципе. Меня корёжит от её вранья, от её связи с Шейном. И я даже не знаю, какая причина лучше: она выплачивает долги натурой, или у неё с ним отношения. Оба варианта вызывают отвращение, потому что в первом случае придётся признать, что моя мама стала настоящей проституткой, а во втором – что она предала меня. Я ведь так верила, что вдвоём мы справимся со всеми трудностями! Почему же она пошла таким омерзительным путём? Как ей не противно быть с этим преступником? После всего, что он сделал для нашей семьи? После того, как он чуть не изнасиловал меня?

Я успела сделать все уроки, решила все задачи по математике и физике, которые мне прислал Брайан, причесалась, даже нанесла лёгкий макияж, и всё равно не получилось ускорить время до его приезда. Я называю это синдромом красного светофора. Когда ты горишь нетерпением, создаётся обманчивое ощущение, что таймер для красного сигнала работает медленнее, чем для зелёного. Рядом с Брайаном время всегда ускоряет свой бег, а без него – словно застывает. Боже, я становлюсь зависимой от этого парня…

Когда раздаётся долгожданный стук в дверь, стремглав спрыгиваю с кровати и кидаюсь к выходу, по пути ударяясь плечом об дверной косяк своей комнаты. Брайан сейчас обхохочется над моей неуклюжестью или обрадуется, что я так к нему спешила. В любом случае, безумно рада тому, что он, наконец-то, пришёл. Распахиваю дверь, приготовившись к приветственному поцелую, но моя улыбка вмиг сходит с лица. Передо мной стоит Шейн.