– Почему это так важно? – спросил Серабоне.

– Трейси думает, что она могла снять комнату на подольше потому, что планировала там встречу с кем-то еще, после Гипсона, – объяснил Воробей.

– Проститутки часто так делают, Кинс, – сказала Трейси. – В моем предположении нет никакой натяжки.

– Извини, но я на это не куплюсь, – парировал Кинс. – Посуди сама, что мы имеем? Гипсон везет ее в мотель, где они занимаются сексом, а потом туда же приходит другой парень, который ее и убивает? Ну тогда получается, что Гипсон – самый невезучий сукин сын в мире.

– А что говорит владелец мотеля? – спросил Серабоне.

– Что минимальный срок аренды комнаты – два часа, – ответил Кинс, но запись наличных платежей он не ведет.

Рик перевел взгляд на Трейси.

– Ты думаешь, что это не он?

В голове у нее гудело. Хотелось есть и спать. Но до этого еще далеко, особенно до последнего.

– Не знаю.

– Что-нибудь еще?

– Я просто хочу сказать, что тут еще есть над чем подумать, вот и все. Я не утверждаю, что он невинен, как бойскаут, – сказала Кроссуайт.

Серабоне выбил на столе дробь костяшками среднего и указательного пальцев.

– Что ж, слушание о предполагаемых причинах мы, может, и пройдем, но вот привлечения к суду нам не дождаться, скорее нас ждет решение об освобождении. Конечно, я могу подать на обжалование, но это будет равносильно тому, чтобы выложить на стол все карты – о сходстве с делом Хансен узнает пресса.

– Тогда гаси свет, сливай масло, – закончил его мысль Кинс.

Серабоне глянул на часы, встал и надел пиджак.

– Если появится что-то новое, дайте мне знать. – Голос его звучал без оптимизма. У самой двери он оглянулся. – А ничего такого, чтобы связать его с делом Хансен, у нас нет?

– Пока нет, – ответила Трейси.

Учитывая недостаток улик по делу Гипсона, Трейси ничуть не удивилась, что звонок от Серабоне раздался в тот же день, когда они с Кинсом выходили из рыболовного магазина. Там они показали хозяину образцы сделанных Гипсоном мушек и задали вопрос, можно ли по ним определить, левша их изготовитель или правша.

– Надо же, какая тонкая работа, – сказал он, – тот, кто это сделал, наверняка одинаково хорошо вяжет узлы обеими руками.

«Класс», – подумала Трейси.

Рик произнес вслух то, до чего она уже додумалась и сама.

– Вперед мы так и не продвинулись.

Серабоне вызывал у нее уважение. В отличие от многих прокуроров, которые старались брать только заведомо выигрышные дела, чтобы не портить свой послужной список, он не боялся проигрывать. Но это его решение было вполне обоснованным. Им не хватало улик, и последнее, что им было сейчас нужно, – это чтобы судья по результатам предварительного слушания освободил Гипсона, а пресса опять накинулась на них с обвинениями в том, что они опять не смогли раскрыть убийство женщины.

Поговорив с Риком, Кроссуайт пошла в кабинет к Ноласко, сделать запрос. В общем-то, она и так знала, что ей ответят, но ей хотелось, чтобы ее обращение было зафиксировано в файле, с которым она уже работала.

– Нам нужно установить за Гипсоном слежку, – объявила она.

– Делайте свое дело и не вынуждайте меня идти на перерасход средств, – сказал босс.

Вечером того же дня Уолтер Гипсон, любитель шлюх и дешевых мотелей, а также искусный вязальщик рыболовных мушек, вышел из тюрьмы округа Кинг на свободу.

Трейси села за стол с намерением еще раз просмотреть все фото с места преступления – вдруг да удастся заметить что-нибудь такое, на что она не обратила внимания раньше. Но тут Фац в своем углу отпустил одно из своих любимых замечаний, чем помешал ей сосредоточиться.

– Эх, пни меня в яйца, а, Профессор?