– Не думала, что я настолько ценная…

Отец пропустил мою колкость мимо ушей. Сегодня на его лице читалась особенная горечь, плечи были опущены сильнее обычного.

– Почти тридцать лет назад у твоей матери родился брат. Камаль – это единственный наследник твоего дедушки Булата, которому должно было достаться все: этот город, мой бизнес, мои деньги.

– Почему не досталось?

– Потому что я забрал. Я себе присвоил. Он был еще слишком мал, и о наследнике не знал никто из чужих, кроме Басманова Эльдара. Пообещав отдать тебя, я сохранил эту тайну. И все мы до сих пор живы.

– И Камаль ничего не имеет, – поняла я.

Отец был слишком близко.

Возвышаясь надо мной, он заставлял поверить меня в его правду:

– Все останется тебе и твоим братьям, ты должна быть благодарна. Выживает сильнейший, София. Такова плата за роскошь, которой были окружены ты и твои братья.

– Я доучусь? – задала последний вопрос.

Кажется, отец выдохнул. Поверил в то, что я приняла свою участь, а я… я уже ни в чем не была уверена.

– Я буду настаивать, чтобы ты доучилась в Москве, – заверил отец и даже погладил меня по щеке. Я отвернулась, кусая губы.

Вот и правда.

Теперь ты знаешь, за что расплачиваешься, София. За Волгоград, за Петербург, за успешный бизнес братьев и влиятельность отца.

Лучше бы я не рождалась!

В кабинет вошла мама. Я узнала ее по мягким шагам, она принесла отцу кофе и заодно убедилась, что я в порядке.

– Вы всегда любили друг друга? – я посмотрела на родителей.

– Что ты имеешь в виду, детка?

В голове сидели слова Эмиля и та чушь, которую он рассказывал мне. Я хотела убедиться, что Эмиль просто сошел с ума.

– Ты хотела первого ребенка от папы?

– София? – отец побагровел, его голос изменился. – Что за вопрос?

Я стала наблюдать.

Кружка в маминых руках задрожала, она бросила беспомощный взгляд на папу, и мои самые худшие опасения подтвердились. Эмиль знал, что говорил мне тогда. А я звала его сумасшедшим.

– За что сидел Давид пять лет? – продолжила я.

На красивом мамином лице отразился ужас, и я вдруг узнала: моя мама многое пережила. Так просто кофе не проливается и пальцы не дрожат.

– Откуда… что ты… – хмурилась мама, пытаясь собрать себя воедино.

– Что за глупости, София? – отец поджал губы и забрал чашку из маминых рук.

Но в его руках кофе тоже пролилось. Моя жизнь разрушалась на глазах – мама и папа не начинали с любви.

Неужели Эмиль был прав?

Я подскочила с кресла.

– В желтой прессе так пишут. Я там прочитала… – проблеяла я, теряя почву под ногами.

– Иди к себе, София.

Я выбежала за дверь и тихонько прикрыла ее, а потом сымитировала шаги.

– Откуда она узнала? – спросил отец жестко.

– Я говорила только маме…

– Где мама, там и остальные! Не надо было ничего говорить, Диана, – вспылил отец.

– Никто ничего не знает. Это лишь догадки. Но кто спустя столько лет рассказал, что ты подставил Давида? Он ведь действительно сидел пять лет за убийство, которое на совершал…

– Замолчи, Диана. Не лезь, не напоминай. Я разберусь с этим, – решил отец. – Иди ложись, Диана. Не думай о прошлом, я скоро приду.

Я спряталась за лестницей, возле своей спальни. Мама вышла, прикрыв за собой дверь. Она приблизилась к перилам и обхватила их пальцами. Глаза ее были закрыты, а грудь часто поднималась.

Позже она ушла.

Я вернулась к себе в спальню, приняла душ и легла на прохладную кровать. Окно в комнате было открыто, оттуда веяло прохладой как в ту ночь, когда мы с Эмилем играли.

Когда я предложила ему себя…

– Сколько можно? – я посмотрела в темноту. – Он забыл о тебе. И ты забудь!

Я обняла себя за плечи и крепко уснула.

А на утро я проснулась от шума в собственной спальне и за окном. В моей комнате было несколько женщин, они молча убирались – мыли стены, протирали пыль.