На столе у Колькова – две конфеты. Любопытный нос Алёнки притормаживает возле них. Она ловит взгляд Гены. Разговаривая по телефону, он улыбается и двигает конфеты к ней.

– Бери… – шёпотом.

– Спасибо! – прячет обе по карманам.

Поставив локти на невысокий подоконник, скучая, смотрит в окно. Причмокивая жует конфету.

На какое-то время отключаюсь от нее, погружаясь в работу.

– Ой!… – испуганно.

Мы с Медведевым синхронно разворачиваемся.

На ее малиновых штанах, на левой брючине большое мокрое пятно, а на правой – маленькое, коричневое. Судя по всему от растаявшей в кармане конфеты.

На пол тонкой струйкой с подоконника часто капает вода из чашки, в которой стоит горшок с кактусом.  Беспомощно хлопает ресничками.

Ох, поливальщица! Увлеклась…

– Алёнка!.. – озабочен тру виски.

Морщась лезет рукой в карман, брезгливо доставая растаявшую шоколадную кашу вперемешку с  оберткой.

Стояла она, прижавшись к батарее… видимо конфета растаяла.

– Что с тобой делать?

Покаянно вздыхает синхронно со мной.

– Не ругайся… – преданно смотрит мне в глаза.  – Оно само.

Мужики сочувствующе переглядываются.

– Крольков,ты у нас самый опытный. Чего делать теперь?

Не так давно Гена женился. И теперь у него есть дочка Мила, на пару лет постарше Алёнки. Дочь его жены Галины от первого брака и несостоявшаяся хозяйка Гаврюхи.

– Хм… Застирывай пятно… развешивай сушиться на батарее…

– Может, новые купить? – с сомнением смотрю на шоколадное пятно.

– Может, Машу попросить забрать её? – предлагает Медведь, смотрит на часы. – Через два часа освободится.

– Не надо меня, забрать! – жалобно. – Мы к маме поедем!

Переводит на меня тревожный вопросительный взгляд.

– Обязательно! Снимай штаны…

Аленка остаётся в колготках.

Ставлю ее с ногами на своё кресло.

Стоя в "предбаннике" мужского туалета стираю жидким мылом пятно. Вода едва теплая и отстирать нереально, конечно. Выжимаю. И разворачиваясь на звук открывающейся двери машинально встряхиваю. Брызги летят прямо в ошалевшее от моей наглости лицо Брагина!

Мля.

– Извините, товарищ майор.

Обтекает, стирая с лица тыльной стороной кисти капли, не моргая смотрит мне в глаза.

По нашему майору очень легко понять, когда он в гневе. Его лицо наливается красным. И сейчас оно в цвет Алёнкиным штанам. А я, судя по всему, бледнею, так как моё лицо немеет.

– Айдаров… – вижу, как его губы беззвучно двигаются, но каждое ругательство легко считать.

Вдох… Выдох…

– Исчезни, Айдаров.

– Есть! Совсем?

– Работай, иди!

Сжимая в руках мокрые штаны, вылетаю в коридор.

– Лёвушка… – тихо, сзади.

Резко оборачиваюсь. Марина… капитан из соседнего отдела по несовершеннолетним. Пару раз было у нас…

А сейчас мне вообще не в кассу эта связь!

– Какие планы на вечер? – флиртуя, крутит на палец локон. – Я могу приехать.

– Нет!

Удивлённо дергает бровью.

– Я… мм… с дочкой… живу теперь. Ко мне нельзя.

– Чьей дочкой? – подозрительно.

– Моей.

– Ты ж не женат!..

– Но не бесплоден же, – пожимаю плечами. – Дочка у меня…

Показательно поднимаю детские штанишки.

– Неожиданно. Окей… – недоверчиво.

Сбегаю.

Еще не открыв дверь кабинета, слышу голос Аленки. Звонко поёт. Приоткрываю дверь.

– От чего на голове не растут цветочки? А растут они в траве и на каждой ко-о-очке, – старательно тянет она, с энтузиазмом внимающему Медведю.

Отталкивается от стола и запуская кресло по кругу, продолжая:

– Если волосы растут, значит их сажа-а-а-ют. Отчего же мне сажать их не разрешают? Хорошо бы сделать так – вж-ж-жик! – взмахивает рукой. – Срезал все кудряшки. На макушке красный мак, а вокруг ромашки!..

Стоя на останавливающемся стуле выразительно заканчивает она.