Лузиньяны не обладали таким доминирующим влиянием при дворе, как савояры, но непомерные амбиции и безжалостность к недругам делали их чрезвычайно опасными соперниками как для родственников королевы, так и для Симона де Монфора. Всеобщую ненависть к этой клике неанглийского происхождения вызывала безрассудная щедрость, с которой Генри III раздавал им деньги и должности. Эта ненависть беспрерывно подпитывалась нарочитой демонстрацией лузиньянами своей неприкосновенности и неподсудности: король отказывался рассматривать любые жалобы на друзей, хотя их безобразные выходки заслуживали самого строгого осуждения.

Савоярам и лузиньянам было тесно при дворе, и они постоянно враждовали, хотя их противостояние не оказывало до поры до времени заметного влияния на государственные дела. Порой доходило и до вооруженных стычек. Так, однажды банда приспешников де Валансов напала на дворец Ламбет – лондонскую резиденцию Бонифаса, архиепископа Кентерберийского, дяди королевы. Это был не просто акт устрашения – дворец разграбили подчистую, похитив значительную сумму денег, вынеся хранившиеся там драгоценности и столовую утварь. Король в очередной раз не стал преследовать и наказывать преступников, что было расценено всеми, как прямое нарушение Великой хартии вольностей, запрещавшей отказывать в правосудии кому бы то ни было или препятствовать его отправлению.

Принца Эдуарда, сколько он себя помнил, всегда окружали савояры. Пьер д’Эгебланш епископ Херефордский, прибывший в Англию в свите покойного ныне Гийома Савойского, вел переговоры о его браке. Пьер Савойский служил советником Эдуарда в Гаскони. Очень важной фигурой в окружении наследника были савояры Эбле де Монц, Амбер де Монферран, Жоффруа де Женевиль и Гийом де Салан. Но принц рос, мужал и в конце концов его стала тяготить постоянная опека со стороны родственников матери, а действия навязанных ему «советников», не считавших нужным давать в них кому-либо отчет, вызывали с трудом сдерживаемый гнев.