Но я хорошо помню негласные правила, которым мы должны были соответствовать. Кружевные воротнички, пришиваемые к воротнику строгой коричневой школьной формы, и манжеты должны быть белоснежными. И эта белизна должна «скрипеть». Моя мама всегда крахмалила занавески. Поэтому мои белоснежные девчоночьи украшения «скрипели» всегда. Да и чулки (чулки!) должны быть идеально чистыми!

На уроках химии мы отыгрывались за всё. Из класса можно было выгонять …весь класс. Мы, бессердечные, видели страдания Анны Григорьевны Иваниной, но помочь ей ничем не могли. Мы страшно безобразничали. Бедная химичка не знала, как с нами справиться. Видимо, поэтому я долго не могла понять, что значит слово «валентность», не знала толком, как решать задачи.

Мы носили пионерский, потом комсомольский значок. Но никого это не напрягало, квесты – простите, мероприятия – были весёлыми, шумными. Иногда веселье продолжалось и на уроках. Домашние задания мы часто откладывали на вечер, он наступал очень быстро, и нужно было идти гулять. Добровольно домой не возвращались. Загоняли нас туда силой. Итак, я дома, в своей комнате. Делаю вид, что сплю. Ловлю момент, когда засыпают родители. Открываю окно – ныряю во двор. Потом на улицу. Бабушка к тому времени жила уже в другом городе, в семье других своих детей, брат учился в Николаеве, так что останавливать меня было некому. Уроки невыученные. Ничего, пробьёмся! Задача по математике всё равно не получается… А вот одноклассница Люся с нерешённой задачей в школу не являлась. Накануне вечером она шла к учителю домой, и, конечно, Иосиф Никитович ей растолковывал формулы. Я и мои одноклассники таким образом задачи не решали. Удивительное дело. Тогда лучше было прийти в школу с нерешённой задачей, чем накануне мучить учителя в его доме.

Классный руководитель Владимир Петрович Мозговой всегда более-менее спокойно, насколько я помню, разруливал те или иные ситуации. А нам уже, сами понимаете, от уроков хотелось отдыхать. Лесок неподалёку. Играем в футбол. Моё лицо и до сих пор помнит отпечаток мяча – я почему-то была вратарём. А потом трапеза – на скатерти-самобранке бутерброды и бутылочка вина. У меня хранится фотография, на которой запечатлено это застолье – Нэля и Юрка обнимаются, а поженятся Люда и Толя.

Школа наша была политехнической. Какой профессией овладевали наши мальчишки, не помню. А мы, девчонки, обучались поварскому делу. На фабрике-кухне мы жарили в огромных сковородках пирожки с ливером и повидлом, селёдку и ещё какую-то рыбу. Главные повара напоминали нам, чтобы мы не лили в сковороду много масла, иначе рыба развалится. В ресторане нас допускали иногда к блюдам посложнее. Но как только на столе появлялась гора муки, мои одноклассницы бросались врассыпную и прятались в подсобках. Эту гору нужно было превратить в тесто. На то, чтобы собрать муку в один большой ком, выделялось много воды и всего-навсего одно яйцо. Я почему-то не стала избегать этой процедуры и научилась муку превращать в пельменное тесто. «Я его слепила из того, что было». Кто вместе со мной вызывался месить тесто, не помню. А вот на лепку пельменей собирались все подмастерья. На уроках по теории нас посвящали в тайны разруба туш – на рисунке демонстрировались свиная шейка, лопатка, но тогда мы не внимали словам преподавателя, да никто нам и не давал возможность «пощупать» эти части. Впрочем, зачем нам это всё? Дома есть мама! Мама всё знает. А ведь она была тогда такой молоденькой!

Потом экзамен. С теоретическим вопросом я, видимо, справилась. А практические навыки мне нужно было показать на примере борща, горчичного соуса к селёдке и оладий. Здесь мне помог штатный поварёнок Витя. Не он мне, а я ему помогала варить борщ. Горчичный соус я одолела-таки. А вот оладьи… Тесто из своей жмени Витя мастерски выкладывал на сковородку, и получались симпатичные, ровненькие пампушечки. Я не помню, как оценили мои экзаменационные блюда, но ведь Виктор не мог приготовить плохо. Он же настоящий повар! А нам с одноклассницами выдали свидетельства повара 3-го разряда. Мы стали помощниками повара. Ой, не верь глазам своим!