Настя вскрикнула, бросилась навстречу. Наир, разумеется, тоже. Они помогли Эливерту уложить Соур на один из топчанов.

– Что с ней? Она мертва? Что с ней случилось? – испуганно воскликнула Романова, глядя на бледное неподвижное тело.

– Это обморок. У знатных дам они, знаешь ли, случаются сплошь и рядом. Так что не надо так полошиться, – ухмыльнулся Эливерт. – Дайте-ка холодной воды!

Пока Настя кинулась за водой, из леса появился Кайл и принёс сундучок несчастной.

– Что стряслось?

– Да кто бы знал! – хмыкнул Эливерт, брызгая в лицо Соур ледяной водой. – Может, кто-то напугал её…

Кайл открыл сундучок.

– Тут у неё столько снадобий всяких!

Пошарил и вытащил флакон с какими-то кристаллами зелёного цвета. Открыв крышку, понюхал, сморщился и протянул Эливерту.

Ворон поднёс флакон к лицу Соур. Та дёрнулась, застонала, попыталась отмахнуться от зловонного лекарства, но рука её безвольно упала. Наконец, она открыла глаза, в недоумении оглядываясь по сторонам.

– Как вы? Что с вами случилось? – тревожно спросил Кайл. – Вы что-то увидели, кто-то напугал вас?

Соур лишь отрицательно мотнула головой.

– Вас никто не укусил? – обеспокоенно оглядывал её Эливерт. – Змея? Или ещё какая-нибудь гадина?

– Нет, нет, – фрейлина Лиэлид попыталась сесть, но удалось ей это только с помощью Кайла.

– Может, вы съели что-нибудь… Что не стоило есть… – неуверенно предположил Северянин. – Какие-нибудь ягоды… Вы не трогали никаких цветов или плодов?

– Ах, милорд Кайл, что за глупости! – Соур, кажется, пришла в себя окончательно. – Я же не коза какая-нибудь! Мне просто стало дурно. Я, должно быть, утомилась в дороге.

Она поднялась и, забрав сундучок из рук Кайла, отошла прочь.

– Лучше бы она была козой… – негромко буркнул Эл. – Пустоголовая гусыня! Рыжая, идём ужинать! Наир, как там наша похлёбка?

***

После того как подкрепились, вечер коротали у огня. По кругу передавали келлроу. Кайл спел пару проникновенных баллад, и Настя вновь почувствовала, как защемило в груди.

Ну, разве бывают такие мужчины? Да это же ангел во плоти!

Эливерт в этот раз тоже не пренебрёг инструментом. Спел задорную песенку о вольной жизни разбойничьего братства.

Настя вспомнила про любимого Высоцкого, запела балладу о Робин Гуде.

Здесь с полслова понимают,

Не боятся острых слов,

Здесь с почётом принимают

Оторви-сорви-голов.

И скрываются до срока

Даже рыцари в лесах:

Кто без страха и упрёка –

Тот всегда не при деньгах!

Песня пришлась по душе всем. И Настя рассказала историю знаменитого разбойника.

Эл сначала поржал, что глупо подставлять свою шею, а потом раздавать всё награбленное. Потом прикинул, что у богачей сколько ни грабь, всё равно останется ещё немного. Значит, можно и раздать, и себе притырить. И счёл, что славный Робин был парень хитрый и дерзкий, и не грех такого отчаянного героя воспеть в балладе.

Песню великого барда попросили спеть ещё несколько раз.

Настя не возражала. Эл уже запомнил слова и помогал.

И живут да поживают,

Всем запретам вопреки,

И ничуть не унывают

Эти вольные стрелки.

Спят, укрывшись звёздным небом,

Мох под рёбра подложив.

Им какой бы холод ни был,

Жив – и славно, если жив![1]

Настя снова чувствовала, что живёт. Она наслаждалась этим вечером, и даже песня эта теперь звучала для неё совсем иначе. Потому что теперь она сама была частью такой истории, легенды, о которых прежде лишь в книгах читать и приходилось.

Соур, завернувшись в плащ, лежала в стороне от всех и периодически недовольно вздыхала. Про неё не забывали – спрашивали время от времени, не нужно ли чего. Но та стоически отказывалась от опеки попутчиков, а они особо по этому поводу не огорчались.