Эдвард медленно вдохнул, будто собирался с духом.

– Потому что… – сказал он почти шёпотом. – Потому что я не могу забыть тот поцелуй. Ты даже не представляешь, что он сделал со мной. Я всё это время думаю только о той ночи… о том мгновении… и не могу прийти в себя.

Сердце Эмилии вздрогнуло. Щёки окрасились лёгким румянцем, и она смущённо опустила глаза, прошептав:

– Не надо… Хватит, я… я и так смущаюсь.

Эдвард мягко улыбнулся, но ничего не ответил. Между ними повисла тишина – такая, в которой слышно биение двух сердец. Они немного беседовали – о мелочах, о днях, что пролетели без встреч, о зиме, о её руках, что зябли даже в перчатках.

А потом, когда час прощания уже близился, Эдвард словно что-то вспомнил. Он опустил руку в карман пальто, достал маленький амулет – старый, тёмный от времени, но тёплый от прикосновений, словно в нём жило целое прошлое.

Он раскрыл ладонь и протянул его Эмилии.

– Этот амулет… мне когда-то подарила бабушка, – сказал он тихо. – Она верила, что он приносит удачу. Что он даёт силу… особенно тогда, когда нужнее всего.

Эдвард взял её ладошку, осторожно вложил в неё амулет, сжал пальцы.

– Теперь он твой. Когда меня не будет рядом – пусть он будет. Чтобы ты знала: я всегда рядом. Всегда.

Эмилия молчала. Только крепче сжала в руке подарок, и её глаза затеплились той самой благодарностью, что не нуждается в словах.

Она всё ещё держала амулет в ладони, глядя на него, как на нечто бесконечно хрупкое и ценное. Потом подняла глаза на Эдварда и прошептала:

– Не надо было… Это ведь подарок твоей бабушки. Он должен был остаться с тобой…

Эдвард тихо улыбнулся, качая головой.

– Нет… – сказал он с уверенностью в голосе. – Он теперь там, где и должен быть. Этот амулет… он принёс мне удачу. Ты – моя удача, Эмилия. Думаю, он сам выбрал тебя… Так пусть теперь он оберегает тебя так же, как когда-то оберегал меня.

Она с трудом сдержала дрожь в голосе. Ещё раз поблагодарила его едва слышно, и, прижав амулет к груди, аккуратно положила его в карман. Сердце билось сильно, но от этой нежности, от этой близости ей казалось, что всё вокруг растворяется.

Настал час прощания. Эдвард нежно взял её руку, поднёс к губам и коснулся её кожи, как будто клялся в чём-то важном. Их взгляды встретились, и в этот миг было только двое – они. Только зима, скамья, следы на снегу и замёрзшее небо над головой.

Но вдруг…

В этом звенящем молчании раздался мягкий, но словно леденящий голос:

– Эмилия…

Они вздрогнули одновременно. И она, и он. Голос был тихим, но твёрдым – сдержанный гнев и грозная тень, шедшая с глубины сада. Эмилия медленно повернулась в сторону, будто весь воздух вышел из её лёгких. Она знала этот голос. И он парализовал её изнутри.

Из сумрака сада, между голых ветвей, в полумраке зимнего вечера шаг за шагом приближался Галиб бей.

Снег скрипел под его шагами, как будто сам сад пытался его остановить. Его лицо было неподвижно, но взгляд – тяжёлый, пронзающий, как лезвие. Эмилия стояла, словно приросла к земле, сердце грохотало в груди. Она еле держалась на ногах, и казалось, вот-вот упадёт.

Галиб подошёл ближе, остановился в нескольких шагах от них.

– Что здесь происходит?! – его голос был уже громче, и в нём слышалась угроза. Он смотрел на дочь, словно видит не её, а предательство.

Эмилия открыла рот, но ни звука не смогла произнести.

Эдвард шагнул чуть вперёд, собираясь что-то сказать, но не успел.

– Молчать! – резко прервал его Галиб, даже не взглянув в его сторону. – Я разговариваю со своей дочерью!

Молчание. Гнетущая пауза. Эмилия всё ещё не могла говорить. Её лицо побледнело, губы дрожали.