Официант вошел с холодным блюдом на руках. Вынул бутылку красного вина из серебряного ведра, стоящего рядом со столом, и еще раз наполнил все бокалы. Во время паузы в разговоре Ирэн старалась вникнуть, кто они и откуда. Потом вспомнила, что один разговаривал на плохом французском с американским акцентом. Он, должно быть, американец. А вот этот, который сидит с ним рядом, спиной к ней, явно француз – у него парижский акцент.
Закат окрасил небо в розовый цвет, и несколько маленьких облаков, как розовые фламинго, неслись по небу. В отсвете заката окно тоже казалось розовым.
«Куда Илья пропал? Наверное, магазин был закрыт, и он пошел искать другой. Я же не сказала, что по субботам в это время магазины закрыты, сейчас придет и будет меня упрекать. И будет прав».
Борис нарушил внезапно возникшую тишину:
– Должен признать, Жером, что я очень доволен этим откровенным разговором. С вашей стороны это настоящий дружеский жест, – уточнил он. – Я оказываюсь между двумя огнями. С одной стороны, надо сохранить стратегию моего босса и удержать сегодняшнюю ситуацию, а с другой – обратить надлежащее внимание и проявить уважение к либералам, а также предусмотреть их требования. Но я просто обязан выйти сухим из воды. Или, как говорят на Кавказе грузины: «И шашлык не пережарить, и шампур не сжечь». Именно так я и хочу поступить – если мы совместно решим, что им предложить, чтобы они не пошли против нас.
– Я постараюсь добыть их закулисные заготовки, после чего более точно сформулирую, что можно предпринять. Но на это потребуется время. Впрочем, с помощью Джозефа это можно сделать и побыстрее…
– Это возможно, но мне кажется… Лучше поговорить с ними прямо, узнать конкретные требования, чтобы в дальнейшем и их интересы были учтены.
– Тоже неплохо, Джозеф! – включился Сэм. – Но и так известно, чего хотят эти ваши либералы. Это больше свободы и возможности спекуляции на биржах, снятия ограничений для банков на кредиты, на резервный фонд, ипотеку и тому подобное. Они желают, чтобы финансовый рынок плясал под их дудку. Весь их либерализм состоит в снятии чужого куша. Что скажешь, Джозеф, не так ли? Они захотят провести своих людей и в Валютный фонд, и во Всемирный банк. Ну ладно, мы на время подбросим им один из них. А потом, когда они сломают шею…
– …Если они сломают шею, это нам дорого обойдется. Что скажет твой босс, если мы пойдем таким путем и подбросим либералам-спекулянтам что-нибудь? Как ты думаешь, он останется довольным? Моего босса часто тревожат по этому вопросу, – сказал Борис.
Ирэн слушала. Ее мучили вопросы: «Кто они – государственные деятели, банкиры или политики? Откуда? Как странно они рассуждают – большой босс, Клинтон, угробили Кеннеди, разрушили Советский Союз. Недавно и грузинскую пословицу привели. Что у них общего с грузинами?» Она инстинктивно посмотрела направо и увидела Илью. Он направлялся к ней из центра зала и уже издали шутя грозил пальцем: «Ах ты, лгунишка, заставила зря побегать. Напрасно обошел пешком все соседние улицы».
Проходя мимо первого стола, Илья с улыбкой на лице и обычной вежливостью поздоровался со всеми. Они тоже ответили «бонжур, месье», лишь вскользь посмотрев на него. Но Борис, еще издали заметивший Илью, сразу догадался, что он не русский, а больше походит на грузина.
Илья приблизился к Ирэн и уже собрался упрекнуть ее вслух, как Ирэн приложила палец к губам и приглушенным голосом прошептала:
– Тс-с-с!
Илья удивился.
– Тихо. Садись, я все объясню.
– Не морочь голову. Знаю я твои штучки.
– Подожди, Илья, не слышу, – приглушенным голосом сказала она. – Ты не представляешь, какой тут интересный разговор идет.