Уровень мастерства не означает совершенства, которое остается скорее отражением уровня физического развития, образа и формы. Мастерство должно исходить из человеческой души. Поэтому нужно стремиться к тому, чтобы боевое искусство служило человеку, а не человек служил боевому искусству, спасаясь в нем от действительности. Человек может создать великое боевое искусство, но не одно боевое искусство не может сделать человека великим.

Согласно наиболее популярной версии, джиу-джитсу (дзю-дзюцу) как самостоятельное боевое искусство сформировалось во времена войны феодальных кланов Тайра и Минамото в XI–XII вв., вобрав в себя наиболее эффективные технические комплексы фамильных стилей множества самурайских кланов. Врач Акаяма Сиробеи, в совершенстве владевший распространенными тогда единоборствами когу соку (в переводе – «латы, которые всегда при себе») и косино мавари, или коси мавари («панцирь, защищающий поясницу»), для совершенствования знаний в области медицины отправился в Китай. Там он познакомился с рядом местных единоборств и углубленно изучил два из них – шубаку и тайцзытуйшоу. К счастью, искусство рукопашного боя интересовало его ничуть не меньше медицины – вернувшись, он решил систематизировать все известные ему приемы борьбы без оружия и создать единую систему со своими принципами и методами. Прекратив врачебную практику, он заперся в своем доме вместе с лучшими учениками и единомышленниками и 12 месяцев спустя представил специально созванной императорской комиссии 3 тысячи приемов рукопашного боя, заявив, что с их помощью может справиться практически с любым соперником, как невооруженным, так и вооруженным. После долгого просмотра и основательного обсуждения комиссия отобрала лишь немногим более 300 приемов – остальные заканчивались смертельно и потрясали своей жестокостью. Так возникло новое искусство, которое разнесли по Японии ученики Сиробеи. Особенно по вкусу оно пришлось воинственным самурайским кланам и кланам синоби («шпионам», часто более известных как ниндзя), которые сразу взяли его на вооружение и стали развивать в своих направлениях.

Оружием оно действительно было мощным. По преданиям, самураи, хватая в пылу борьбы противника, вырывали у него куски мяса вместе с обломками костей, сами того не замечая, а уж если человек попадался на прием, то можно было считать бой оконченным. Кстати, у Гитина Фунакоси одним из наставников был мастер джиу-джитсу, который любое количество бамбуковых палок в руке расщеплял одним движением.

О самураях хотелось бы сказать особо. Из нашей литературы складывается впечатление, что они были жестокими кровожадными убийцами, и у нас понятие «самурай» часто употребляется с отрицательным оттенком. Но это не совсем верно. Самураев можно сравнить со средневековыми рыцарями Запада, и это военное сословие не было ни жестоким, ни кровожадным (слово «самурай» происходит от глагола «сабурау» – охранять, служить великому человеку, человеку высшего сословия) и первоначально имело смысл «личный военный слуга». Благородные воины, настоящие джентльмены, они наносили противнику смертельные раны только в том случае, если тот посягал на их жизнь. И жили они согласно бусидо – кодексу чести и традиционной самурайской морали, в котором главными принципами были скромность, мужество, доброта, вежливость, уважение к людям, искренность и честность. Слово самурая было законом, верность долгу («самурай не оставит своего господина, даже если число его вассалов сократится со ста до десяти и с десяти до одного»).

Самурай никогда не нападал на слабого, презирал деньги, а прежде чем напасть на врага, кричал: «Извольте защищаться!» или «Извольте умереть!» В бусидо говорилось, что обладающий лишь грубой силой недостоин звания самурая, и они изучали науки, владели живописью, были неплохими поэтами и даже иногда на поле боя слагали стихи, воспевающие мужество и храбрость только что побежденного противника, в совершенстве знали чайную церемонию и каллиграфию, как и искусство боя. Рыцарями они оставались даже в случае поражения – самурай называл победителю свое имя и с улыбкой на устах делал сепукку.