Наоми взглянула на него иначе. Будто наконец заметила его присутствие. Взгляд ее стал более осознанным и перестал бегать по комнате. Она крепко сцепила пальцы рук, прикрыла веки и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Снова открыла глаза и заговорила гораздо спокойнее.

– Детектив… я забыла фамилию…

– Стилсмен. Просто Рэй.

– Рэй. Мои братья – все, что у меня есть. Я умоляю – найдите их.

– Я приложу для этого все усилия.

Они прошли на чистую кухню с деревянной мебелью. Рэю нравился такой стиль. Все просто и уютно, ничего лишнего. Он сел за круглый стол и открыл блокнот.

– Вы пробовали звонить их друзьям, девушкам?

– У Дилана сейчас нет девушки. Я звонила бывшей, она не видела его с тех пор, как они расстались пару месяцев назад. Девушка Дерека тоже не слышала о нем со вчерашнего утра. Я обзвонила всех друзей, которых знаю. Ничего.

– Мог быть кто-то, о ком вы не знаете?

– Конечно. Я не кудахчу над ними, как наседка.

– Вы действительно сами воспитывали Дилана и Дерека?

Наоми ставила на стол чашки, коробку с печеньем.

– Да.

– А ваши родители?

– Наша мама умерла, когда близнецам было шесть лет, а мне шестнадцать. Она долго болела. Альцгеймер, что несвойственно для ее возраста. Однажды мама вышла на улицу и попала под машину. Под автобус.

– Сочувствую. Что насчет вашего отца?

Девушка поставила перед детективом кофе и села напротив. Было видно, что говорить на эту тему ей неприятно.

– У нас разные отцы.

– И где они сейчас?

Болдер вздохнула, уставилась в одну, какую-то лишь ей видимую точку на стенке кухонного шкафчика, и задумчиво стала рассказывать:

– Мой отец любил маму. И любил мальчиков, когда они родились. Он старался не замечать того, как в нашем городишке все шептались о том, что у мамы был роман на стороне. Но со временем начались ссоры. Во время одной из них мама выпалила, что рада, что сыновья – не его. Конечно, она попыталась списать эти слова на эмоции. Но папа заказал экспертизу, и выяснилось, что они действительно не от него. Мне тогда было лет тринадцать. Папа хотел развестись, забрать меня и уехать. Но я уговорила его остаться, не бросать маму и братьев. Наверное, это было ошибкой. Потому что он мог послушать меня и отказаться от развода. Но он не мог отказаться от того, что чувствовал. Они с мамой то ругались целями днями, то молчали неделями. Он шпынял ребят, хотя я старалась защищать их перед ним. Когда мама погибла, отец хотел отдать их в приют.

Наоми замолчала, теребя салфетку.

– Вы не позволили ему это.

– Не позволила. Мама взяла с меня обещание, что я никогда не оставлю их. Но не только в этом дело. Они мои братья. И они не виноваты в том, что произошло между родителями. Я пригрозила отцу, что вычеркну его из своей жизни, если он разлучит меня с близнецами. Умоляла, буквально ползала за ним на коленях. Он согласился, но сказал, чтобы они ему на глаза не попадались. И что он не потратит на них ни цента.

Рэй нахмурился. Что это за решение?

– Вы взяли все на себя?

– Я устроилась на работу. Конечно, страдала школа. Но плюс маленького города, как и минус, в том, что все друг друга знают. В школе отнеслись с пониманием. На работе меня тоже не обижали. Я работала в кафе, близнецов там кормили бесплатно, а мне платили чуть больше, чем остальным. Когда закончила школу, устроилась еще на две работы. Так мы продержались четыре с лишним года, пока мне не исполнилось двадцать один. Тогда начались скандалы с отцом. Он требовал, чтобы я «бросила эти игры в благородную мать» и занялась своей жизнью. Позвонил в социальную службу. После бесконечной волокиты суд отдал близнецов нашей тетке, сестре отца. У меня ведь не было жилья и хорошей работы, благодаря которой я могла бы дать братьям достойную жизнь. Я выдержала неделю. Приехала к ней в Огайо. А мальчики там спят на диване в кухне, хотя у тетки был прекрасный дом. Ей не нужны были дети, зато было нужно пособие, которое за них платили.