Мысль о том, что придётся ждать целый год, за который всё может измениться, и фильм, как и многие другие картины, будет похоронен на кладбище нереализованных гениальных сценариев, удручала Добряка. К тому же актёру очень нравилась своя роль в этой картине.

Собрание близилось к концу, но принципиальный режиссёр напрочь отказывался принимать суровую реальность.

Добряк уже давно подумывал над тем, чтобы самостоятельно исполнить трюк. Однако была одна существенная проблема. После неприятного инцидента, имевшего место ещё в детстве, он панически боялся высоты. Как только он ощущал её, память неизменно подбрасывала в топку сознания тот самый случай.

Увидев по телевизору, как бесстрашный канатоходец, искусно балансируя на тонком тросе без какой-либо страховки, парит над пропастью между отвесными скалами, ребёнок задался вопросом, а смог бы он сделать нечто похожее? Чтобы проверить это, он забрался на двухметровый забор и решил по нему пройтись. Примерно на середине пути неожиданно включился здравый смысл, а вслед за ним заявила о себе и боязнь упасть. Но паренек отчаянно рвался к победе. Пока он шёл, все было хорошо. Страх хоть и дышал ему в спину, но значительно отставал в этом марафоне смелости. Однако в какой-то момент напряжение стало невыносимым. Мальчик остановился, чтобы немного отдышаться, и бросил взгляд на землю. В этот момент природный инстинкт самосохранения догнал смельчака и заключил его в свои стальные объятия. Ладошки стали влажными, а мышцы обмякли и предательски задрожали. Покачнувшись, Добряк потерял равновесие и упал на асфальт, сломав руку.

Если бы тогда Добряк не остановился, не посмотрел вниз и, сжав волю в кулак, дошёл до конца, возможно, он избавился бы от боязни высоты навсегда. Однако он проиграл схватку, и это поражение оставило неизгладимый след в сознании.

И вот спустя много лет ему выпал шанс вновь сразиться со своим давним соперником.

– Не надо, парень, не смей и думать об этом! Ты не смог тогда, на высоте каких-то двух метров, не сможешь и сейчас, когда предстоит сделать то же самое на уровне третьего этажа, – отчаянно кричал ему голос разума.

– Если ты спасуешь, то навсегда останешься трусом и слабаком, не говоря уж о том, что упустишь шанс сыграть, возможно, лучшую роль в своей жизни, – доносилось в ответ откуда-то из области сердца, которое буквально вырывалось из груди в попытке переорать разум.

Что может рассудить два непримиримых центра принятия решений: ум и душу? Наверное, только характер. Именно он, подобно строгому судье, громко бьёт молотком, вынося суровый внутренний приговор. И под конец собрания этот удар в голове Добряка прозвучал. Актёр вскочил и во всеуслышание заявил, что самостоятельно исполнит трюк.

Поначалу Маэстро отпирался – слишком высок был риск. Если с актёром что-то случится, он и многие другие люди могут лишиться не только места в институте и последующей карьеры, но и свободы. Однако в конечном счёте юношеский максимализм и тяга к высокому искусству, как это часто бывает у прирождённых талантов, взяли верх над здравым смыслом.

Когда Добряк балансировал на узкой дощечке, переходя с одного здания на другое с невозмутимым лицом, как этого требовала роль, он больше всего боялся не умереть, а посмотреть вниз и испугаться. Парадокс, не правда ли? Бояться не гибели, а страха. Но, возможно, это и закономерно. Ведь смерть – это абсолютный покой, полное отсутствие каких-либо эмоций, включая страдания, боль и ужас. Мы же боимся проявлений жизни, – в первую очередь тех, которые, ведут к тому самому вечному покою и умиротворению.