И вдруг все так нелепо оборвалось. Несколько недель после неожиданной отставки Кольцова Алла находилась в состоянии шока. Она не могла поверить в то, что он, Федор Кольцов, вот так, почти без борьбы и, на ее взгляд, без каких-либо видимых причин, сдал все, к чему упорно стремился десятилетиями. А когда речь зашла об отъезде в Джексонвилль, ее просто охватила паника.

Сначала еще теплилась надежда, что это какой-то хитрый ход, особая тактика, как это нередко бывало в кольцовской карьере, но с каждым днем она улетучивалась. Ссылка в Джексонвилль становилась все реальнее. Алла родилась в этом городе, но ее отца спустя несколько лет перевели в Южногорск и детских воспоминаний о Джексонвилле у нее не осталось. Зато потом она возненавидела проклятую дыру всей душой. Как и для ее мамы, которая не без основания считала частые поездки мужа на побережье походами налево, Джексонвилль стал воплощением всех бед и разочарований в семейной жизни. Алла никогда уже не сможет простить этому городу горького одиночества матери, которая томилась в казенном особняке на тихой улице Фурманова в Южногорске, вечно ожидая отца то ли с работы, то ли с разъезда по области. Алла навсегда запомнила ее униженный, заискивающий голос, когда она в который раз тщетно пыталась выяснить по телефону у секретаря в приемной, где Леонид Афанасьевич, ее тихие слезы отчаяния и муки полного бессилия.

Ничего удивительного не было в том, что первый серьезный скандал в семье Кольцовых произошел именно тогда, когда Алла узнала, что Федор, придя в обком партии, будет курировать Джексонвилль. Кольцов тогда просто растерялся, не понимая причину такой бурной реакции жены, Алла же не могла ничего толком объяснить. Она боялась, да и не знала, как рассказать о том, что для нее само слово "Джексонвилль" давно превратилось в устрашающий призрак супружеской неверности и личного несчастья. Каждая командировка Федора Петровича превращалась для Аллы в кошмар, она металась, плакалась матери, пока та была жива, умоляла отца перевести Федора, пыталась вызванивать мужа по телефону, закатывала ему истерики. Летом она, скрепя сердце, соглашалась ехать в Джексонвилль к морю, но отдых оборачивался пыткой. В каждой женщине она видела соперницу, разлучницу, а ненавистный город в ее воображении приобрел зримые черты нахальной крашенной бабы, которая бессовестно спит с ее мужем и откровенно смеется ей в глаза. Алла ничего не могла с собой поделать, сожаление о загубленной жизни матери, ревность и необъяснимый, инстинктивный страх сплетались в тугой узел, превращая их с Кольцовым семейную жизнь в ад. Он злился, пытался что-то доказывать, у него плохо получалось, и это для Аллы Леонидовны было неоспоримым свидетельством его измен.

Даже большая любовь не выдержала бы такого испытания, лопнули как мыльный пузырь и их отношения. Оглядываясь назад, они перестали вспоминать хорошее, их совместный путь представлялся им бесконечной чередой скандалов, предательств и измен. Правда, переехав сначала в Москву, а потом в столицу республики, они понемногу успокоились, но теперь старые обиды припомнились с новой силой, и Кольцовы стали мстить друг другу за испорченную жизнь.

Алла сама не знала, зачем нужно так упорно мучить себя и Кольцова, но уже не умела жить по-другому. Она не допускала даже мысли о разводе, но смириться с переездом в Джексонвилль было выше ее сил. Федор чувствовал это, но его малейшие попытки намекнуть на то, что жена вольна оставаться в столице, и, возможно, так даже будет лучше, натыкались на ее полное непонимание. Она устраивала бурные сцены, используя весь свой привычный арсенал от истеричных обвинений в изменах до театральных угроз покончить с собой. Но в глубине души Алла Леонидовна поняла неизбежность отъезда из столицы. Она не могла не поехать с мужем, однако твердо решила, что Федор Петрович Кольцов дорого заплатит ей за этот “подарок”.