Потому что и ад, и рай – это всего лишь наше отражение в зеркале.

– Боюсь только, что я уже видела свое отражение, – Даша опечалилась, припоминая персональный портрет: пьяное лицо, обнаженная грудь, задранная юбка, страшный вихрь между ног. – Я видела кусок своего ада… Я – это ад!

– Тогда стань своим раем, – просто сказал Мир Красавицкий.

Глава десятая,

заманивающая нас на легендарную улицу Ямскую


1 ноября, по старому стилю,

1888 года, Кузьминки

Сдержать обещание и убить Акнир в тот же вечер не получилось, и на следующий – тоже.

Веда исчезла, провалилась в Провал, а вместе с ней провалился и Врубель – во Владимирском соборе, куда Даша наведывалась за день по несколько раз, о нем не слыхали.

Другое убийство всколыхнуло весь Киев – когда утром 1 ноября горожане прочитали заметку «Наш Джек-потрошитель» об убийстве пятнадцатилетней проститутки Елены, дочери другой убитой проститутки – Ирины.

Тело девушки нашли на Козинке, пустое и обескровленное, лишенное органов, похожее на старый изрезанный мешок. Ее почки и печень, матка, селезенка и сердце были выложены рядом изысканным узором.

И Киев взорвался страхом… «Думские девчата» ходили теперь не попарно, а большими компаниями, и жались друг к дружке. Переполох накрыл цирк. Особенно, когда все узнали об исчезновении юной Акнир, пропавшей где-то на темных улицах Города в одну ночь с несчастной Еленой.

Впрочем, как раз всеобщее убеждение, что той же ночью мамзелька стала жертвой кровавого Потрошителя, позволило ее старшей сестрице Коко сохранить работу.

Вечером 1 ноября ей впервые пришлось выступать одной, но уже промчавшаяся по Киеву дурная слава жертв Джека и слова шталмейстера, сказанные в преддверии канкана на шесте «…к огромному несчастью нашему сегодня пред вами выступит лишь одна из сестер Мерсье. Вторая исчезла при известных всем вам трагических обстоятельствах…» – лишь усилили ажиотацию публики, и успех у Коко был пуще прежнего.

– А ведь говорила я ей, не вступайте во Тьму, – вздыхала Пепита, которую Чуб пригласила переодеваться в свою персональную уборную. – Как крест ей выпал, я сразу сказала, могилка ее ждет… и как же так вышло?

– Не знаю. Она выбежала из собора… Я за ней. А ее уже нет, – честно поведала Даша.

В тот день ей хотелось как можно скорей добраться до своих меблирашек и основательно поразмыслить о прошедшем и будущем, но возле уборной ее уже поджидал господин Альфред Шуман, высокий, облаченный в великолепный цилиндр и длинный черный плащ с белой подкладкой – неумолимый, как сама смерть.

– Все билеты на завтра распроданы, все зелают видеть сестру зертвы Jack the Ripper, – сообщил он. – А завтра вечером вы исполняете канкан а-ля натюрель.

– Разбежались… спешу и волосы назад! Мими нет. А лично я на танцы без трусов не подписывалась, – отрезала Чуб.

– Не зелаете? – процедил директор. – Тогда…

«…можете считайте себя свободной», – ожидала услышать она.

И ошиблась.

– …Тогда мне придется принудить вас к исполнению этой гимнастической безделицы. Если потребуется, я заставлю вас силой!

И в уме Чуб сама собой нарисовалась афиша: «Сегодня состоится решительная борьба по украино-немецким правилам между знаменитой mademoiselle Мими и прославленным дрессировщиком господином Шуманом».

Кто победит?

Она вдруг поняла, что не знает ни одного сильного заклятия, и ощутила себя до обидного беззащитной в бледных, как устрицы, глазах «карабаса». Однако не сдалась, тряхнула беловолосой гривой, дерзко взирая на мастера конной дрессуры:

– А заставлялки хватит? А то знаете, как у нас говорят… Если б я имел коня, это был бы номер, если б конь имел меня – я б наверно помер!