Понятно, что мы виделись куда реже, чем хотелось бы. Ближе к зиме пришло наконец осознание, что отцу всё же он не докладывает. Лучше б докладывал! Я злилась на себя за то, что уже наворотила дел, наговорила грубостей. Но не только за это…
Перед Рождеством мы с Надей тусовались у меня дома. Отец написал, что подъедет Круз с какими-то документами. Надя придумала передать через подручных, чтобы «балканец» заодно купил китайской лапши. «Метнулся» на другой конец города, собрав все пробки. Подумаешь, не правда ли, ерунда?!
Подобные надины интрижки вызывали во мне неоднозначные чувства: с одной стороны – муки совести за трату его времени и пользование своим положением, а с другой – непреодолимый азарт в очередной игре, несмотря на стопроцентно предсказуемый проигрыш.
– А теперь, подруга, давай поприкалываемся с ним, – потерла руки Надя, когда раздался сигнал видео-домофона. – Снимай-ка свои уродские спортивные штаны, а я врублю музыку погромче. Поглядим, как он отреагирует на твои «орешки».
На тот момент мы почти уговорили бутылку белого маминого вина и чуток захмелели. Под стук пульса в висках я шла на подкашивающихся ногах к двери. А нахалка-Надя спряталась и громким шепотом, через смешки, подбадривала: «Давай-давай, отворяй ворота!»
Круз, конечно, обалдел! Это было заметно. Медленно хлопнув карими глазами, он сглотнул. И молча протянул остывшую лапшу и папку с документами.
– Грацие милле!2 – выдавила с напускным капризным видом, закатив глаза.
Я резко развернулась, демонстрируя ему попу, обтянутую тканью черного белья. На полпути к входу в комнату обернулась. Круз стоял в дверном проеме и смотрел. На мои «орешки» смотрел.
– Закрой дверь с той стороны уже! Сквозит! – бросила ему дерзким тоном и практически побежала к Наде в спальню.
Хлопок автоматически закрывающейся входной двери. Надя не могла видеть ту сцену, но она лежала на моей кровати вся пунцовая и угорала, зажимая рот ладонями.
– Ну ты и шлюшка, боже! – завизжала она. – Идем, выпьем!
Стало не по себе. Ну зачем я повелась на разводки этой русской засранки?!
Позже, уже оставшись в одиночестве, осознала, что Надя, по сути, ни при чем. Мне нравилось то, что я сделала. Нравилось, как он пялился. Хоть какие-то крупицы того, что он дарил бабам постарше и поопытнее.
Решение: продолжать в том же духе…
– Слушай, Лир, не загоняйся ты так, – сказала Надя в столовке, когда узнала, что с «боснийским головорезом» дела никак не продвигаются. – Думаю, подруга, он вообще какой-нибудь сутенер. Куча разных тёлок. Если так, то шансов никаких. Ни у тебя, ни у меня.
Надя всё накручивала и накручивала, придумывая про Круза новые биографические подробности. Наемник-убийца. Смотрящий за борделями. Посредник в наркоторговле с Западной Европой. В это и верилось, и не верилось. Такие вещи будоражили наше воображение, заставляли трепетать сердечки двух глупых девчонок-подростков.
Мне почти стукнуло шестнадцать. В один из дней женщина-консультант в магазине купальников, которую звали Маргарет, увидев меня полуобнаженной в примерочной сказала, мол, я – «настоящая нимфа». Правда, недостаточно высокая для подиумной модели, но «с данными».
Вообще-то я не люблю плакать. Но слово за слово с Маргарет, и я разревелась. Из моей души выплеснулось то, что было скрыто даже от Нади. Комплимент продавщицы вверг разум и чувства в абсолютный диссонанс, в нечто схожее с аритмией. Это когда ты знаешь, что неплоха, умна и миловидна, но категорически не принимаешь этого. И пусть хоть все люди мира будут петь в один голос, что это так, всё равно не верится. Потому что мнение всех чертовых миллиардов, живущих на планете Земля, не имеет ни малейшего значения в сравнении с мнением одного-единственного… Круза! Да будь он проклят!