Непередаваемое чувство.
Иметь велосипед сегодня считается изысканнее, чем иметь автомобиль: это означает, что вы живете в центре, что у вас есть свободное время. <…> Наши вкусы связаны с потребностью отличаться от простых людей.
Кристиан Болтанский[10]
Что правда, то правда: рубашка у меня мятая и небрежно болтается поверх брюк, пряди волос торчат в разные стороны, между пальцами и в уголках глаз грязь, а на лице слегка бессмысленное выражение блаженства. Усердно покрутив педали со скоростью 10–15 километров в час по 50 улицам, любой будет выглядеть потрепанным.
Мой коллега в твидовой куртке безупречен. Он приветствует меня: «Когда вы сотрете с лица эту свою воскресно-блаженную мину, мы можем приступать».
«Какую мину, какое блаженство? Разве не ясно? – спрашиваю я, делая вид, будто удивлен. – Я сосредоточен сильнее, чем когда-либо… Более того, по дороге я очень четко видел места, где мы могли бы застрять».
Вынимаю из рюкзака ноутбук и кладу на стол. Открывая его, я повторяю себе: «Когда я ем, то просто ем, а когда я сплю, то просто сплю…» Он начинает читать вслух. Я слушаю, глядя на экран. Постепенно я забываю, как неуютно чувствую себя из-за него.
В тот момент я не обращаю внимания на реакцию, которую сам же и вызвал. Я вовсе не хочу, чтобы он соглашался с моими предпочтениями. Я просто хочу, чтобы он в них не сомневался и понимал, что я не хочу его ни в чем убеждать. Он – это он, а я – это я, и я приехал на нашу еженедельную встречу на велосипеде. Это не значит, что он должен делать то же самое.
Почти три часа спустя я еду по той же велосипедной полосе, но в обратную сторону. Уже полдень, и многие уходят с работы, мужчины и женщины. Многие из них, похоже, движутся куда-то целенаправленно. Передо мной едут двое мужчин с портфелями, крест-накрест привязанными к курткам, наподобие патронташей. Еще – молодая мать с девчушкой на заднем сиденье и коробкой для завтрака в корзине.
Почему некоторые могут это делать? Почему одни позволяют себе воспользоваться такой возможностью (называйте ее, как хотите), а другие нет?
Наиболее распространенное объяснение – качество жизни, представление о котором нам постоянно навязывается извне. Реклама и средства массовой информации подпитывают мысль, что высокий уровень жизни непременно должен быть связан с самым лучшим автомобилем, жильем в самом престижном районе, самым большим телевизором в спальне, мобильным телефоном с огромным количеством опций, отдыхом на раскрученных курортах…
Рекламодатели и средства массовой информации обязаны заваливать нас такого рода информацией, потому что в ней смысл их существования. Если вдруг, рекламируя одежду, они используют идею велосипеда или пару страниц посвятят росту популярности велоспорта, то лишь потому, что знают, что он отождествляется с новым молодежным духом, со свободой, с защитой окружающей среды, с чем-то жизненно важным, с качеством жизни, с возвращением к простоте, как делают с любым явлением или настроением, которое привлекает людей. Они включают велосипед в сферу своих интересов вовсе не из любви к его достоинствам или потому, что ратуют за изменения привычек, укоренившихся в обществе. В этой своей расширявшейся сфере интересов они просто видят будущий бизнес.
На самом деле проблема сложнее, потому что рекламные слоганы и обращения создаются уже не просто СМИ, тренды больше не задаются телевидением, а потенциальные велосипедисты больше не следуют за лидерами общественного мнения. Неважно, сколько крутых маркетологов наймут агентства, чтобы исследовать тенденции, и неважно, сколько лучших в мире творческих работников соберутся вместе для мозгового штурма и поиска способов стимулировать массовую потребность в езде на велосипеде, – в действительности количество велосипедов растет благодаря действиям небольшого количества активистов. Людей, которые пытаются это делать. Раз за разом. Изображение (фото или рисунок) дома показывает просто дом. Если же добавить один-два велосипеда, прислоненных, скажем, к дереву или к стене, будет понятно, что внутри есть люди. Жизнь.