Коул - своими ментальными способностями.

Нолон - своей уникальной матрицей.

Иэн. Сейчас, по прошествии времени, когда я отошла от Голливуда, выпала из того мира и посмотрела на ситуацию со стороны, мне стала очевидна простая истина. Он был тем, кто дарил мне любовь, а я ее принимала. Видела в нем друга, партнера, компаньона. Чувствовала его тепло. Ловила его эмоции. Любила в ответ, будто в благодарность. Но не любила сама. Со временем бы я это поняла, но, опасаясь сделать Иэну больно, вряд ли решилась бы бросить его первой.

Если бы я была зависима от мужской любви, которую так щедро дарил мне Иэн, то не смогла бы полноценно существовать без этого чувства. Потухла бы сейчас, лишившись подпитки в виде любовной энергии. А я, напротив, не только не угасла, а стала свободнее. Взрослее. Цельнее. Иэн словно был дан мне для сравнения, чтобы я испытала мужскую любовь на себе и поняла, что это не мой путь. Это был опыт, который я получила и никогда не захочу повторить.

- Я не согласна с Толстым, - тихо, но уверенно проговорила я и, подняв книгу, добавила: - И с Наташей Ростовой.

Стефан улыбнулся.

- Потому что Лев Николаевич сделал ее сильной красивой плодовитой самкой, посвятившей себя семье и детям? Понимаю, сейчас это несовременно. Но идею всегда можно подкорректировать под современные реалии.

- Нет. Я не это имела в виду. Ничего нет плохого в женском счастье. Просто… - я остановилась, подбирая слова, и видела, как Стефан превратился в слух, ожидая вердикта. - Мне не интересен Пьер Безухов.

- Но он любил Наташу. Всем сердцем и душой. Он был гуманистом. Наталья полюбила его за широту души.

- Не спорю… - улыбнулась я, но про себя добавила: “Мне был бы скучен правильный и душевный Пьер. И была скучна его любовь… Я оценивала мужчин по другой шкале ценностей. Не по силе их любви и добродетели, а по силе их разума”.

Мы продолжали продвигаться вдоль набережной, мимо нас шли прохожие, гуляли пары с детьми, а Женевское озеро поблескивало в лучах теплого апрельского солнца.

Тем временем невдалеке показался мост Мон-Блан и фонтан Же-До, которые я каждое утро наблюдала со своей террасы.

- Мы почти пришли, - тихо проговорила я, замедляя шаг.

- Может, пройдемся до моста? - предложил он, и я понимала, что ему не хотелось прощаться.

- Нет, - уверенно проговорила я и добавила: - Прощайте. Желаю вам найти вашу Наташу Ростову.

В глазах Стефана промелькнула грусть, но я, более не сказав ни слова, улыбнулась и направилась через дорогу к парадной своего дома.

Уже поднимаясь в лифте и заходя домой, я вновь и вновь прокручивала в уме наш со Стефаном разговор и была благодарна этому человеку. Наш небольшой спор помог мне найти ответы. Определиться. Почувствовать новую себя. Посмотреть на ситуацию с Генри с другой стороны. Увидеть его логику и понять его поступки. И это осознание было чистым, без самообмана, без ломки под обстоятельства. Потому что касалось лично меня и моей сути.

Генри увидел истинную меня. Увидел раньше, чем я сама, и вытащил меня из каньона. Он не стал ждать, когда я дозрею, потому что не хотел, чтобы я там увязла и потеряла себя. Остановила свое развитие. Он не стал уговаривать меня, как маленького ребенка. Потому что видел - я справлюсь. Скорее, он поступил, как жесткий родитель - выпнул птенца из уютного гнезда и сказал “расправь свои крылья, лети выше. Ко мне”.

9. Глава 9.

Дворец Наций никогда не отличался спокойствием. Здесь всегда ключом била жизнь. Не считая знаменитого Зала прав человека и Альянса цивилизаций, залов Ассамблеи и Советов, здесь, в многочисленных конференц-помещениях, коих насчитывалось более тридцати, кипела деятельность - велись разнообразные форумы, проводились переговоры, проходили собрания. Сюда слетались со всего мира, чтобы за круглым столом решать глобальные и локальные проблемы.