Даже думать об этом не хочу.

– Ты же сейчас шутишь? – цедит Мик и, внезапно спрыгнув с машины, становится напротив меня. Склоняется и опирается двумя руками о капот по сторонам от моих бёдер, снова обрывая мне своими действиями дыхание. До его лица сантиметров десять, но моё горло уже окольцовывает сухость, а в лопатки впиваются иглы. От неожиданности, от близости. – Какая Лика, мать твою? Какое общежитие, Карамелька? – спрашивает, прищурившись.

А мой язык прилип к нёбу, и я просто не могу им пошевелить. Вряд ли мычание расценится как ответ. Мик разглядывает моё лицо слишком внимательно, чтобы сидеть спокойно. Я начинаю ёрзать, а он вдруг хватает меня за бёдра и подтягивает к себе ближе. Обхватывает шею сбоку горячей ладонью.

– Ты ведь знаешь, что мне не всё равно? – сглатывает тяжело, поглаживая большим пальцем горло, и я покрываюсь кусачими мурашками. – Ты ведь знаешь, что не осталась одна? Хватит убеждать себя в другом. Если нужно решить вопрос с жильём, только скажи, – невесомо целует меня в уголок губ и отстраняется на несколько сантиметров, продолжая меня рассматривать.

– Миш… – шепчу, смотря ему в глаза не мигая, и упираюсь ладонями в его грудь.

Но сегодня он не напирает в своей манере, и это будто не даёт мне до конца очнуться. Вводит в сумасшедшее замешательство. Попытки его оттолкнуть совсем ленивые, словно для галочки. Мик подключает вторую руку, касается пальцами моего подбородка и касается их легко, не размыкая наших взглядов. Отстраняется. И во всём этом сегодня не читается тихая дикость, в его прикосновениях действительно нежность и осторожность.

Смотрит так, будто проверяет реакцию. А следующее прикосновение уже смелее и продолжительней. Он обхватывает мою нижнюю губу в поцелуе и перемещает руку с моей шеи на поясницу, прижимает ладонью к себе ещё ближе и касается языком моего.

«Это в последний раз. Только в последний раз…» – повторяю я для себя, потому что отказаться невозможно, и обхватываю Мика ладонями за щёки, сама углубляю поцелуй.

Он тут же перемещает обе ладони вниз, просовывает их между железом и мной, сминает ягодицы и приподнимает меня за них, заставляет податься грудью к нему ещё ближе. Сразу никто из нас не разгоняется слишком сильно. Убираем резкость, растягиваем каждое движение языком, плавно и глубоко погружаемся, широко открываем рты и протяжно кусаем губы.

Но плавность эту мы можем выдержать всего пару минут. Одна моя ладонь соскальзывает к его шее, а затем к груди, облачённой в футболку под распахнутой кожанкой. Горячий, никогда не мёрзнет, в отличии от меня. Кожей ощущаю, как колошматит сердце Мика. Жадно трогаю его полыхающее тело через ткань, перемещаю руку к животу, и Мик хрипло выдыхает мне в рот, резко опускается к моей шее, кусает, а потом облизывает, пока я бешено хватаю воздух губами.

Прикусываю губу, но всё равно глухо стону, откинув голову. Мик несколькими короткими движениями расстёгивает пальто на мне и просовывает руку внутрь. Обхватывает за талию, а затем ведёт ладонью по рубашке вверх, сминает полушарие груди, и я прогибаюсь в спине.

Мы не произносим и слова, обо всём: о жажде, о жадности, о чувствах, о нетерпении, говорят наши прикосновения.

Припадаю к его подбородку, когда он отрывается от моей шеи. Словно хочу его съесть, на это похожи мои поцелуи, ведущие по скуле. Посасываю мочку уха, перескакиваю на шею, всасываю кожу. Его острейший запах выбивает из меня остатки разума, и я начинаю гладить его потвердевший член через джинсы, а вторую руку просовываю под футболку и впиваюсь ногтями в его пресс. Мик, кажется, рычит, рывком отстраняет меня от себя, подхватывает и легко закидывает на себя, накидывается на губы и куда-то несёт меня…