Встряхиваю себя и снова возвращаюсь, вспоминая, что всё это в последний раз. В последний раз можно.

Через несколько минут мы подъезжаем к известному кафе, которое с Виком мы никогда не посещали. Он предпочитает рестораны, а я, если честно, всегда чувствовала себя в таких заведениях некомфортно. Поначалу думалось, вся разница между мной и теми, кто там обычно бывает, видна невооружённым глазом. Через какое-то время я перестала об этом думать, но нравиться такие места от этого мне больше не стали.

Мы с Миком решаем взять еду навынос, но один он не уходит. И тут наверняка думает, что я сбегу. А я уже и не собираюсь. Поэтому спокойно иду с ним. У меня получается на это время почти забыться, почти расслабиться, а от того… снова вернуть фантазии, где всё реальней, чем раньше. Тут я вижу, слышу и чувствую в реальном времени.

Улетаю слишком далеко. Очнуться получается только тогда, когда, сидя в кафе рядом со мной в ожидании заказа, Мик аккуратно дотрагивается до моего подбородка пальцами и медленно тянет меня к себе для поцелуя. Смотрит то в глаза, то на губы, и дыхание у обоих сбивается всё больше с приближением. Но вот я вспоминаю, резко отворачиваюсь и дальнейшие минуты ожидания смотрю куда угодно, только не на него.

В последний раз можно, но не всё.

Останкинский пруд становится местом нашего прощания. Там мы будто оба вмиг становимся не собой. Огни отражаются на воде, напротив нас возвышается храм Троицы Живоначальной. Ночь и луна. И наверняка всё это действует волшебным образом. Пара, сидящая на капоте машины, будто другие парень и девушка. Я позволяю себе забыться совсем. Мик, грубиян с тяжёлым взглядом вдруг становится весёлым и болтливым. Мы обсуждаем то, что не касается больных точек. Обсуждаем недавно вышедший фильм, недавний концерт западного певца в столице, которого, оказывается, мы оба любим слушать, сдачу моих и его первых экзаменов в университете. Оказывается, учёба давалась ему там легко, в отличии от меня…

Оказывается, с ним может быть и так. Весело и легко. Но также до ужаса волнительно, ведь он не перестал быть уверенным в себе и своей привлекательности сердцеедом.

…– А как она дала тебе подзатыльник! – хихикаю, стараясь не разлить кофе и не уронить мороженое. – Не бабуля, а укротительница Миш!

– И тебе совсем не было меня жалко? – басисто разбавляет он моё хихиканье своим тихим смехом, убирая пустой контейнер от салата в пакет. – Больно и обидно, между прочим!

– Прости, это было только смешно! Ты получил за дело!

Приходиться заставить себя успокоиться, ведь щёки уже нещадно сводит от смеха и просто широкой улыбки, пресс болит. Издаю последний смешок и прикасаюсь к холодной массе губами, облизываю их и поворачиваюсь к Мику.

– Прости тоже, – произносит он уже без улыбки. – хреново себя повёл. Опять.

Вот и всё. Я снова вспоминаю, для чего я тут и с кем. Получив лишь мой застывший взгляд, Мик усмехается, беря свой кофе с подставки между нами.

– Не думать о НЕдевушке брата дастся сложнее вдвойне, потому что теперь я знаю, как она смеётся, – тон шуточный, но моё сердце всё равно пускается в галоп.

Сглатываю и быстро отворачиваюсь, смотрю невидящим взглядом на воду. Мороженое больше не лезет, и вряд ли я его хоть раз лизну. Сжимаю этот несчастный рожок так, что ещё чуть-чуть и вся буду измазана в ванильной массе.

Мик прочищает горло и тоже отворачивается, вижу это боковым зрением. Кажется, он понял, что той непринуждённой атмосфере пришёл конец.

– Что ты скажешь Вику? – спрашивает спокойно он. – Если ты захочешь раскрыть ему карты, я не против. За наши отношения не переживай, сама главное хорошо подумай, как для тебя будет лучше…