Но для жизни с детьми район был просто идеальным. Крупный поселок, всего в двадцати километрах от города, с одной стороны, – река, лес, поле и никаких производств, а с другой – есть поликлиника и школа, магазины и все коммуникации.

Потому, наверное, домов здесь продавалось немного, и Гуля сразу же ухватилась за этот вариант. Цена, правда, была соответствующая – максимально возможного размера кредита хватало тютелька в тютельку. Поэтому Слава сомневался – для начала нужно было как следует осмотреть дом.

Дверь открыл хозяин – маленький лысоватый человечек лет пятидесяти с круглым, торчащим вперед животом. Слава вспомнил картинку из какой-то детской книжки, где герой возил свое необъятное пузо на тележке перед собой. Некоторые люди принадлежат своим животам. Не живот служит человеку, а человек – животу. Такой пузовладелец холит и лелеет свое брюхо, и все его мысли сосредоточены только на том, как бы угодить его величеству Пузу, как бы устроить его поудобнее в кресле, да накормить повкуснее и поплотнее. И животы эти настолько непропорционально огромны по сравнению со своими хозяевами, словно не являются их частью, а живут сами по себе, как паразиты, управляемые изнутри потусторонним разумом. Вот и бежит такой раб живота своего то за жареной курочкой, то за пельмешками, то за салом и солеными помидорками. Слава к чревоугодникам относился, как к инвалидам и алкоголикам: со смесью жалости и острого ощущения «слава богу, я не такой».

– Борис Хомин, – представился толстяк и пожал Славе руку.

После недолгого обмена любезностями хозяин пояснил:

– Мама сама этот дом проектировала, она архитектор. Для себя строила, очень хотела жить на свежем воздухе. А потом вот заболела. Не хочу продавать, а приходится…

Он развел пухлыми ручками.

– Может быть, она еще поправится? – спросила Гуля.

– На лечение много денег нужно, – вздохнул Хомин. – Да и не потянет она уже все это – дом, хозяйство… Ей теперь в городе надо жить, поближе к больнице.

Заметив некоторое разочарование на лице Гули, толстяк поспешно добавил:

– Вы не подумайте, тут в поселке тоже хорошая поликлиника есть, и даже узкие специалисты. Просто маме с ее болезнью нужен особенный уход, но вам еще рано о таком думать, вы еще молодые.

– А сами не хотите жить здесь? – не унимала свое любопытство Гуля.

– Я ведь журналист, чистый, знаете ли, гуманитарий – ни гвоздя забить, ни за руль сесть, – хихикнул Хомин. – Не для меня это, не приспособлен я для хозяйства.

Закрапал мелкий противный дождик. Слава еще раз оглядел дом сверху донизу. Водостоки хорошо сделаны, правильно, ничего мимо не течет, фундамент размывать не будет. Да и сам фундамент, по крайней мере, снаружи целый и ровный, без трещин.

– Внутри посмотрим? – спросил Слава.

– Конечно, – кивнул Хомин.

Толстяк вкатился в дом, бережно неся впереди себя живот. Гуля со Славой последовали за ним под завистливое блеяние мокрого козла. Заходя, Слава несколько раз открыл и закрыл дверь, убедился, что закрывается легко – значит, повешена ровно, и проем не перекосило после усадки фундамента.

Пока они осматривали дом внутри, Слава не без удовольствия наблюдал за Гулей – вид у нее был такой, словно он привез ее в большой торговый центр выбирать новое платье. Гуля придирчиво разглядывала комнаты, но он уже чувствовал, что ей нравится. Отделка в коттедже была черновая – голые стены, уже выровненные и оштукатуренные, радиаторы отопления на месте, но дверей еще не было, с потолка свисали на проводах лампочки, на полу стяжка. Слава слазил на чердак, убедился, что крыша не течет, и стропила крепкие, а строители не стали экономить на утеплителе. Окна открывались ровно, стены возле окон не были холоднее, чем в остальных местах – это уже хорошо. Похоже, мама-архитектор свое дело знала. Он тщательно простучал стены – пустоты не слышно, значит, и штукатуры не халтурили. Да, придется еще вложить в ремонт, но это уже не так много, зато они смогут все сделать по своему вкусу.