Слава решил отложить самый сложный участок работы на выходные. Документы уже будут на руках, Дине, как он надеялся, станет лучше, и можно будет доделать работу без нервотрепки, даже если придется работать круглосуточно – первый раз, что ли?

В четверг утром он получил заветную синюю бумажку с печатью. Прочитал про себя: «Субъект права: Добролюбов Вячеслав Михайлович». Осталось только отнести бумаги в банк, получить деньги и рассчитаться с продавцом. Выйдя из регпалаты, Слава осчастливил двух попрошаек возле перехода сотенными купюрами. Он теперь домовладелец, субъект права, а значит, и добрых дел его должно стать больше. Вслед ему неслось: «Дай Бог тебе здоровья», а он смотрел в осеннее небо цвета картона и удивлялся себе. Радость внутри него молчала, не откликалась на важную бумагу, только стало ему вдруг тяжелее, как будто он проглотил пару килограммов раствора, а тот застыл и превратился в комок в горле и груз на плечах.

Слава свернул во двор, быстрым шагом пересек его и через арку нырнул в следующий. Возле регпалаты негде было припарковаться, пришлось оставить машину в одном соседних дворов. Учреждение располагалось не в самом центре города, и дворы здесь соревновались на унылость – покосившиеся сараюхи, источающие запах гнилого дерева, сменялись сбившимися в кучу, словно цыплята, железными коробками гаражей и смятыми ограждениями клочков земли, бывших когда-то газонами. Впрочем, здесь еще были живы деревья, усыпанные желтыми пятнами листьев, хромые скамейки и бабки, лузгающие семечки. Районы новостроек даже и этим не могли похвастаться. Как хорошо, что совсем скоро у детей будет свой собственный двор.

По округе разлетался заливистый смех – пацан лет десяти катал на качелях другого, помладше. Взлетали вверх яркие ботиночки, ритмичный скрип отзывался в памяти эхом далекого беззаботного детства. Слава невольно улыбнулся. Комок в горле растворился, стек в живот и переварился там, оставив после себя лишь легкий горьковатый привкус, как будто он съел что-то не совсем свежее, но еще не испорченное.

Банк перечислил ему деньги в тот же день, и Слава сразу же заказал на пятницу наличные. Продавец попросил отдать ему деньги в другом банке, где у него был открыт счет. Они договорились встретиться в пять часов вечера. Когда в сумке у Славы оказался десяток плотных банковских упаковок с купюрами, он запретил себе думать о том, за сколько лет зарабатывает подобную сумму. Он просто едет в машине по делам, а рядом, на переднем сиденье, лежит сумка. Ничего особенного, все как обычно, только все двери на всякий случай заперты изнутри. На месте он был уже в половине пятого.

В пятницу к вечеру в банке толпились люди, варились и кипели в тесном пространстве маленького жаркого помещения, как макароны в кастрюле. Тетки, «которых здесь не стояло», врывались в кассы первыми, бабули просили прочитать вывески и объявления вслух, жены подталкивали в спину мужей, каждый вновь прибывший тщательно изучал порядок впереди стоящих. Слава стоял в уголке и следил за стрелками часов, положив обе руки на сумку. Чем больше женщин суетилось вокруг, тем спокойнее он себя чувствовал. Наверное, это свойство мужской природы – в нервной, непривычной обстановке сразу же собираться, нащупывать в себе силу, чтобы мгновенно подставить крепкое плечо тем, кому оно понадобится.

Зазвонил мобильник, охранник молча указал ему на выход – в помещении банка разговаривать по телефону было запрещено. Слава стоял под темнеющим небом, ловил лицом холодные капли дождя и слушал взволнованный голос Гули. Она не спросила его, как дела, только торопливо сообщила новости из больницы. Врачи сказали, что сегодня-завтра должен наступить кризис, и тогда Дина либо быстро поправится, либо болезнь перейдет в хроническую форму. И еще она предупредила, что Карина останется переночевать у своей тетки, сестры Гули, так что он может из банка сразу ехать доделывать свою срочную ванную. Слава вздохнул. Они так мечтали, как будут в этот день все вместе отмечать покупку дома, и так по-дурацки все сложилось. Ну, ничего, потом отметят, когда Дина поправится.