На завтрак – яичница с беконом. Крохотные яйца. Неизменно вкусный бекон. Никакой картошки, один только рис. Никаких тостов, только мягкие булочки. По помещению взад-вперёд сновали филиппинцы в белой униформе – при помощи швабры и тряпки боролись с грязью и плесенью. Через проём в главную комнату на коньках из двух перевёрнутых половинок кокосовой скорлупы проехал молодой человек в одних лишь боксёрских трусах – полировал дощатый пол.

Сэндс прочёл первую полосу газеты «Манила таймс». Бандита по кличке Золотой Мальчик зарезали в гостиной его собственной квартиры. Сэндс внимательно изучил фотографию трупа Золотого Мальчика – тот лежал в банном халате, раскинув руки под каким-то невообразимым углом и вывалив язык между челюстей.

Появился парикмахер – старик с деревянным ящиком, и Шкип предложил: «Пойдём-ка во дворик». Через застеклённую дверь они вышли в патио.

Погода стояла ясная и, казалось, не предвещала ничего дурного. Однако Сэндс с опаской поглядывал на небо. Шесть недель напролёт, с самого его приезда в Манилу в середине июня, лили дожди, а потом в один прекрасный день вдруг прекратились – как обрубило. Это была его первая поездка за границу. Он никогда не покидал пределов Канзаса, пока не погрузил свой красно-оранжевый чемодан, и не погрузился сам в автобус до Блумингтона (штат Индиана), и не отправился учиться в университете; впрочем, несколько раз в детстве и ещё как-то раз подростком бывал он в Бостоне – ездил погостить у родни по отцовской линии, и в последний раз почти всё лето провёл в компании родственников-ирландцев, целого полчища каких-то крупных полицейских чинов и отставных военных: больше всего походили они на свору сторожевых мастифов, а их жёны – на стайку издёрганных пуделих. Они подавляли его своей раскованной вульгарностью и шумливой общительностью, тискали, голубили, словом, всячески проявляли к нему родственные чувства, чего он никогда не ощущал, находясь среди маминой родни со Среднего Запада, у которой было принято относиться друг к другу просто как к знакомым. Отца – жертву перл-харборских событий – помнил он смутно. Ирландские дядья из Бостона подали Шкипу пример того, к чему надо стремиться, наметили форму, которую он заполнит, будучи уже взрослым. Он и не думал, будто её заполняет. Она лишь подчёркивала, как он мал.

Со стороны филиппинцев Сэндс сейчас ощущал ту же теплоту и то же радушие, что и от тех очаровательных миниатюрных ирландцев. Только-только наступила восьмая неделя его пребывания на Филиппинах. Люди ему понравились, а вот климат здешний он возненавидел. Вот уже начинался пятый год, как Сэндс служил Соединённым Штатам в качестве работника Центрального разведывательного управления. И свою родную страну, и это её Управление он полагал овеянными славой.

– Вы мне просто по бокам подкоротите, – сказал он старику. Под влиянием покойного президента Кеннеди он решил позволить своему армейскому ёжику несколько отрасти, а совсем недавно – возможно, под влиянием местных пережитков испанского владычества – начал также отпускать усы.

Пока старик его подстригал, Сэндс ознакомился со следующим авторитетным источником, манильской газетой «Энкуайрер»: в передовице провозглашалось начало серии статей, посвящённых сообщениям филиппинских паломников о всяческих поразительных чудесах – кто-то исцелился от астмы, где-то деревянный крест превратился в золотой, другой крест, каменный, вдруг задвигался сам собою, где-то заплакала фреска с иконой, а другая икона замироточила кровью.

Парикмахер поднёс к его лицу зеркало восемь на пять дюймов. Хорошо, что не придётся щеголять новой причёской на виду у всей столицы! Усы пока что существовали только в надеждах, а волосы достигли промежуточного состояния – слишком отросли, чтобы их не замечать, но ещё слишком коротки, чтобы как-то их контролировать. Сколько лет он уже стригся ёжиком – восемь, девять? – с того утра, как прошёл собеседование с вербовщиками из Управления, что явились в университетский городок в Блумингтоне? Оба были одеты в поношенные деловые костюмы и подстрижены ёжиком, как он заметил днём раньше, подглядывая в гостевом помещении факультета за их прибытием – прибытием стриженных ёжиком вербовщиков из Центрального разведывательного управления. Особенно ему было по душе слово «центральное».