Штефан подался вперед и жадно втянул воздух. Пахло гарью, почти невыносимо, и к любопытству и голоду примешалось раздражение. И тут же погасло – скучно. Пахнет теплой водой. Не на что смотреть, не с чем играть и нечего есть.

Скучно. Нечего есть.

Наваждение разбилось так же внезапно, как появилось. Хезер отстранилась и часто, по-крысиному принюхивалась. Подняла на него темные, осоловелые глаза:

– Ты тоже?..

Он кивнул. И только потом заметил, что левиафана рядом с кораблем нет. Будто и не было вовсе, даже ряби на воде не осталось.

Матросы стояли неподвижно. Капитан, казалось, не шелохнулся с тех пор, как Штефан его впервые увидел. Готфрид больше не пел. Он стоял у палубы, растирая руки черной шерстяной тряпкой, и довольно щурил красные глаза, словно пробитые светлым пятном радужки.

Справа раздался шум. Люди ожили, заговорили – словно с поля спугнули стаю ворон.

Штефан разжал мокрую ладонь и гарпун упал на палубу с глухим стуком, тут же потонувшим в общем гомоне.

– Не показывайте, что что-то почувствовали, Штефан, – раздался за спиной голос Готфрида. – Остальные просто ощутили… короткое головокружение. Они думают, я прогнал змея песней.

– Вы – менталист, – прошептал он, не надеясь, что его услышат. – Как вас вообще пустили на корабль?!

– Я же говорил – на этом корабле нет ничего легального.

– Кобт бэ…

Готфрид стоял рядом, бледный, с полосой размазанной крови под носом, красными от полопавшихся сосудов белками и испачканным красными кляксами шарфом. Совсем не казался опасным, но сама мысль о природе его колдовства вызывала панику. Если он смог внушить левиафану, что перед ним нет огромного парохода, полного людей, значит, Готфрид легко может сделать все, что угодно. Заставить всю команду утопиться. Взорвать корабль. Или… Штефану начала отказывать фантазия, но ничего хорошего от такого человека ждать точно не стоило.

Штефан оглянулся в поисках поддержки. Матросы и капитан только что видели, как чародей заставил левиафана мирно уйти под воду. Они не могут не понимать, что это значит. Они должны бояться.

Но люди вокруг были заняты своими делами, словно статисты в представлении. Они сдавали оружие, кто-то ушел с палубы, а мальчишка в огромной куртке с закатанными рукавами угрюмо оттирал фальшборт.

– Я лучше обращаюсь со зверушками, чем с людьми – примирительно произнес Готфрид.

– А что вы внушаете людям на проповедях?

– Я не пользуюсь даром на проповедях.

– Почему?

– Когда вам нравится женщина, вы оглушаете ее и тащите в кровать?

– Так, – между ними вклинилась Хезер и помахала руками над головой. – Готфрид, по-моему вам нужно положить на глаза что-нибудь холодное. И знаете, меня совершенно не слушаются канарейки.

…

В Лигеплаце Штефан с большим трудом сдержался, чтобы сойти с корабля, а не позорно сбежать. В этом городе он бывал раньше, но никогда не замечал в нем ничего особенного – обычный маленький город в Кайзерстате. Похожий на игрушечный городок из снежного шара – пока смотришь через стекло гротескно-милый, кажущийся ненастоящим. А стоит уронить шар на пол – видно швы от клея, грубую работу, непрокрашенные участки, не говоря о том, что вокруг разливается дурно пахнущая лужа маслянистой дряни, в которой плавал снег.

Таким Штефану казался весь Кайзерстат. Вполне сносная страна, но очаровываться особо нечем.

Но сейчас.

Сейчас Штефан был готов упасть лицом вниз на подгнившие доски и раскинуть руки, чтобы обнять весь этот чудесный город, где мостовая не качается под ногами, из переулков не выныривают змеи, а люди настолько довольны жизнью, что о революциях знают только из газет и анекдотов.