– Коля, Федор приехал!

Ненавижу полное имя.

– Приехал дядя Федор. – Паулина улыбается и тычет пальцем в беснующуюся со старым лабрадором Пони да на себя. – А еще пес и кот.

– Паулина, красавица, только хорошеешь с каждым годом. – Мама лезет обниматься к ней. – И кому же счастье такое достанется?

Даже не гладя, догадываюсь, что косится в мою сторону, я знаю ее этот тон. Она никогда не бросает попыток. И не то чтобы хочет свести меня с Линой, скорее, хоть с кем уже. Она настойчива в желании видеть рядом со мной девушку, а постоянных кандидатур, кроме Пули, нет.

– Уж точно не вашему сыну. Федя, конечно, красавчик, каких поискать надо, но он ужасно вредный и ест мясо. А вообще, в его жизни только одна женщина, и с ней не сравнится никто. – Она смачно и весело целует маму в щеку и убегает во двор.

– Вот именно этого я и боюсь, – с укором говорит та.

– Как папа, мам? – я меняю тему, крепко ее обнимая.

– Стабильно, слава богу.

Мы оба подвисаем, смотрим друг на друга. Знаем, что нас ждет. Мы будем изображать, что все в нашей семье в полном порядке, что болезнь не атакует и отцу не нужна очередная химиотерапия. Будем изображать для него. Ради отца, для которого жалость – худшее проявление эмоций.

– Ну что же мы стоим, утка стынет-то! Пойдем, сынок, – подгоняет меня.

Мы разуваемся на крыльце, как раз когда мимо проносятся собаки. Мама хохочет, подталкивая меня вперед – так она умеет искренне радоваться простым вещам. Под ногами знакомо скрипят половицы. Я сам улыбаюсь честно и откровенно – в доме точно угадывается запах детства и чего-то родного.

Я провел в станице много времени, пока мы не переехали. И хотя в городе наша жизнь круто изменилась, у отца появилась любимая работа и пожарная часть, я все равно нередко ездил сюда, пока бабушка была жива. Сейчас родители решили вернуться, потому что так советовал врач – свежий деревенский воздух, все дела. Отцу, конечно, два раза в неделю приходится ездить по полтора часа в академию, но сидеть дома он не привык.

– Пахнет убийственно, мам, – говорю, зайдя на кухню. Желудок и правда сводит. К кексам, которые в круглосуточном купил Юне и ее дочери, не притронулся и, кроме кофе, я ничего не ел.

В зале, за занавеской из тонких веревок, накрыт стол, на старом серванте расставлены семейные фото, скатерть праздничная – мама сама вышивала рисунок, знаю, что для особых случаев держит. Паулина что-то увлеченно рассказывает, когда я подхожу к ним. Отец мне скупо кивает, руку пожимает крепко, хоть и сдал заметно за последний год.

– Ухнем? – косится он на бутылку. – Наливку вишневую выкопал. Загляденье.

– Конечно, куда денусь.

Я не вникаю в общую беседу, болтология у нас по части Паулины, она вечно развлекает родителей. Усаживаюсь на придвинутый к столу диван и перехватываю кастрюлю с вареным картофелем. Помогаю разложить по тарелкам, а то мама женщина мировая – и мешок на спине протащит, лишь бы другие не напрягались.

– Больше клади, а то безобразие! Три картофелины для взрослого мужчины – это мало.

Мама успокаивается, только убедившись, что я съедаю двойную порцию.

– И когда уже внуки, – подловив на кухне, говорит вроде бы в пустоту, но так, чтобы я обязательно слышал.

Я не реагирую – выработал иммунитет.

– У нас с Линой собака, нам хватает, – отвечаю я спокойно и вижу, как мама хмурит лоб, но не настаивает – идет шептаться с отцом.

Видимо, лекарство пора принимать. Матери всегда приходится с ним воевать и спорить. Вредный он, как… любой пожарный.

Только они скрываются в соседней комнате, я стучу стопкой по столу и прошу Лину налить вишневку, которая стоит рядом с ней.