Но все эти бренды проскакивали мимо Саши и Вадима. Родители покупали брюки и свитера отечественного производства, не сильно баловали пацанов.

В общем, всё строго было, – подумал Вадим. – Саша донашивал вещи старшего брата. Точнее, конечно, тогда старались не употреблять слово «донашивал». Это было в порядке вещей в семьях с двумя или тремя детьми. Родители на зарплатах, а хороших иностранных кроссовок практически не было в государственной торговле. Хочешь и есть возможность – иди к фарцовщикам, готовь 150 рублей. Или можно было поехать в Ульянку на выходные и там, посреди поля, за станцией пригородных электричек, побродить по толкучке. Там продавали всё: кроссовки, джинсы, пластинки, кожаные куртки и норковые береты для женщин. Было интересно посмотреть на изобилие шмоток, которых практически не видели в серых залах советских магазинов.

Саша донашивал кеды Вадима. Старший брат изрядно уделал их за полтора года активной носки: всё лето бегал в них в лагере, а потом и в городе. Перешли они к Саше и стали физкультурными. Саша очень переживал из-за их затрапезного вида. В его классе несколько ребят ходили в новых кедах, привезённых загадочными моряками. У морских товарищей, в свою очередь, их и купили любящие родители. В общем, Саша чувствовал некую ущербность на занятиях по физкультуре. Как говорили, на уроках «физ-ры». И вот, видимо, услышав обсуждения пацанов в классе по поводу его кед, мальчик, задержавшись в раздевалке спортзала, оторвал подошву у одного тапка. И дома заявил, что подошва просто отвалилась на уроке. Мама, позвонив какой-то «тёте», на следующий день принесла «новые» кеды. Одного взгляда Саше хватило, чтобы понять, что обувь была ношена. Мама купила у завотделением в своей поликлинике кеды её сына, из которых он вырос. Отмыла и вручила Саше. Не помогло. Как запомнил Вадим, Саша даже побледнел. Он никогда не видел брата таким. Саша вначале молчал, потом его лицо исказила гримаса ярости и он с какой-то досадой швырнул кеды об стену в гостиной и убежал в комнату. Плакать. Мама молча ушла на кухню и закрыла за собой дверь. Вадик подошёл поближе к двери, прислушался и понял, что мать плачет. Конечно, он пристыдил Сашу, хотя и сам Вадик чувствовал некоторую досаду на родителей. Но так было. Так было…

Саша подошёл к маме часа через два после этого. Вадим не присутствовал при разговоре, но понял, что Саша говорил с мамой о важных вещах. Они разговаривали и плакали вместе. С того дня Саша изменился, больше Вадик не замечал таких вспышек. Саша словно узнал какую-то тайну взрослого мира. Вадик это понял позднее. Саша стал более спокойно относиться, если можно так сказать, к материальным благам. Никогда он больше не упрекал родителей и не устраивал им скандалов из-за одежды или игрушек. Но к свои вещам был аккуратен настолько, что их не стыдно было передать другим нуждающимся ребятам. Свою обувь он старательно чистил каждый день и не позволял себе ходить по улице в испачканных туфлях.

Вадим подошёл к машине брата. Саша нажал на брелок сигналки – солидная немецкая машина тихонько пикнула.

– Давай, залезай. На улице не май месяц, – Саша занял водительское сидение.

Вадим сел на пассажирское, рядом с братом. Саша, включив зажигание, некоторое время задумчиво смотрел перед собой.

– Как тебе мнительность Марины? Не кажется, что это какие-то женские подозрения? Так и фобии могут начаться после смерти Пашки.

Вадим, водя ладонью по кожаному сиденью, ответил не сразу:

– Не знаю… – Вадиму не хотелось сейчас, на ходу, что-то говорить обо всем этом. Тревожность опять тяжело зашевелилась где-то там, внутри груди. Глядя на Сашу, сказал: