– Я знаю, – кивал врач, и Робинс видел в его глазах страх и преклонение.

Он закрыл глаза и, сжав губы, глубоко вздохнул.

– Руана, я понимаю, что сейчас не время…

– Прости, но я очень занята…

– Руана, почему ты не сказала мне?

– Не сказала что?

– Ты принцесса?

– Ну, да, что в этом особенного? – она непонимающе подняла брови.

– Для меня это многое меняет.

– Тим, не начинай, – бросила она, – поговорим дома, сейчас настоящий аврал.

Робинс смотрел на Руану и не понимал, зачем ей всё это. В Африке она ни в чём не нуждалась, её отец… Её отец король! Зачем ей грязь и чужая боль в глазах, кто ненавидит тебя, не понимал Тим, но не решался заговорить с Руаной. Почему она ничего не сказала о своём статусе в своей стране? Робинс не понимал, почему она скрыла от него это, что хотела принцесса от него?

Руана вернулась глубоко за полночь. Робинс не спал, притворялся спящим. Он слышал, как она вошла в спальню. Тихо, словно кошка, нырнула под простыню прохладным телом. Обвила его шею нежными руками и, коснувшись губами плеча, затихла. Он слышал её дыхание,.которое становилось размеренным. Ночь. Запах гари. Здесь ему не снились кошмары.

Робинс открыл глаза и, откинув покрывало, поднялся с кровати. Тёплый воздух пробежался по волосам, словно лаская и зовя за собой. Он стоял на балконе и смотрел на спящий город. Изредка мимо отеля проходили группами вооруженные люди. Вот какой-то пьяница тащил за собой проститутку. Она смеялась и задирала короткое платье.

Робинс закурил. Хлопанье крыльев. Он удивленно посмотрел в сторону источника звука и увидел, как на крышу противоположного дома села большая птица. Ему казалось, что она смотрит на него большими жёлтыми глазами. Птица взмахнула крыльями и, тяжело поднявшись, полетела в его сторону. Робинс смотрел на неё и внезапно потерял из виду, а потом ощутил, что ночная гостья рядом. Птица что-то крикнула и, коснувшись его головы крылом, резко взмыла вверх.

Спустя несколько недель, когда у них выдался свободный вечер, Руана приготовила ужин и накрыла стол на террасе дома, который они снимали в Грасалеме. Она стояла в красивом белоснежном платье, которое было из простого тонкого материала. Очертания гибкого тела угадывались в свете фонариков, расположенных по краям террасы, и Тим, улыбнувшись, притянул её к себе.

– С тобой невозможно, – он поцеловал её в губы, – я не могу без тебя, принцесса, но и возвращаться в Африку не хочу.

Руана удивлённо вскинула брови, поставила бокал с вином на стол и, как-то осунувшись, опустилась в кресло.

– Дело в том, что я принцесса?

– Нет.

– Тогда в чём? Ты уже не любишь меня?

– Руана, я как тот зверь, выросший на воле. Меня заперли в клетке, я как узник, мечтающий о свободе. Пусть мне будет голодно, пусть я буду умирать от жажды, но здесь у меня есть свобода и желание что-то изменить. Пойми, вместе мы сможем…. Я уверен, что твоей стране удобно, чтобы весь мир был в руинах, как было раньше выгодно другим странам. Я понимаю, что это неправильно, и если ты уйдёшь, я приму твой выбор и буду надеяться, что мы, возможно, когда-нибудь увидимся снова.

– Ты знаешь, я не могу остаться?

– Но ты же принцесса.

– Это всё чушь, – она отвернулась, – я просто дочь своего отца.

– Разве твой отец не может всё это прекратить?

– Прекратить что?!

– Уничтожение всего живого!

– Тим, – Руана резко поднялась с постели, взяла его за руки, прижала к своему животу и прошептала, – ему ты тоже будешь рассказывать о свободе? А когда твой ребенок будет знать, что его отец никчемный белый, который заставил его мать страдать…

– Руана, прости, но это эмоции…. Подумай, мы любим друг друга, но нам невыносимо друг с другом, мы раним друг друга с мазохистским наслаждением, забывая всё и снова ложась в одну постель. Потому что любовь всё прощает, потому что у любви нет разного цвета кожи.