С неожиданной силой он прыгнул на лабораторный светильник, подвешенный на цепочке к потолку. Однако его лапы не смогли ухватиться за цепь или наклонный отражатель, и он упал на пол, а затем с бешеной силой набросился на занавеску в тщетной попытке взобраться на нее. Еще один прыжок отправил его на вершину шкафа, где он сбил несколько бутылок, которые упали на кафельный пол и разбились.

Это вывело меня из ступора, и я попытался поймать его. С таким же успехом я мог бы попытаться поймать его тень. Он носился от шкафа к камину, от камина к занавеске, от занавески к полке, оставляя за собой шлейф из пролитых и разбитых бутылок. Из его горла вырывалось странное визгливое рычание.

Запыхавшись, я отказался от погони, подобрал опрокинутый стул и сел, чтобы обдумать ситуацию. Я внимательно наблюдал за действиями кролика. Теперь он сидел на полке, разглядывая свой короткий обрубок хвоста и беспокойно дергаясь. Затем он потеребил уши и, казалось, удивился их длине.

Мне стало интересно, чем это объясняется. Он носился вокруг, как обезьяна. Обезьяна! Так оно и было. Препарат заставил животное вести себя как обезьяна. Значит, утверждение туземцев было правдой, и лекарство действительно способно производить перемещение. Мне стало интересно, всегда ли лекарство дает один и тот же результат, и я решил еще раз проверить его на белой мыши, которую взял из другой клетки.

Я осторожно ввел небольшое количество препарата в кровоток. По истечении минуты, в течение которой мышь не двигалась, она начала дергаться. В висках стучало, а глаза были прикованы к его дрожащей фигурке. Медленно выйдя из оцепенения, она встала на задние лапы, а передними замахала перед собой.

– Какого черта… – начал я.

Потом я понял. Препарат действовал на каждое животное по-разному, в зависимости от дозы. Придя к такому выводу, я заметил, что кролик скачет, как обычно, и все следы его прежних хаотичных движений исчезли. Никогда еще ни один препарат не оказывал такого поразительного воздействия на мозг, чтобы он приобрел все признаки другого животного.

Мой старый и самый дорогой друг, Родни Калеб, жил рядом со мной, и я направился в его комнату, чтобы рассказать о случившемся. Он лежал на кровати, укрытый тяжелым одеялом, которое не до конца скрывало его громадную фигуру, бывшую когда-то гордостью обладателя огромной силы, а теперь ослабленную болезнью и преклонным возрастом. Он был старше меня на двадцать лет и любил поболтать о тех временах, когда о его доблести говорили там, где ценились сила и мужество. Его голос все еще сохранял свой прежний тембр, когда он поприветствовал меня и обратил внимание на мое волнение.

– Привет, – сказал он. – Что-то интересное случилось?

С энтузиазмом я рассказал о том, как препарат подействовал на кролика и мышь. По выражению его лица я понял, что он очень заинтересовался, но когда я закончил, он снова откинулся на подушку, как будто в глубокой задумчивости.

– Док, – тихо сказал он, – я думаю, что наконец-то мое желание исполнится.

Я посмотрел на него с непониманием.

– Ты знаешь, – сказал он, становясь все более взволнованным, – ты же знаешь, как я страстно желаю вернуть себе былую силу или хотя бы на время стать более энергичным; что ж, у тебя в руках вещество, которое может совершить это чудо.

– Что вы хотите сказать? – спросил я.

– Почему бы мне не принять немного этого препарата, – размышлял он, – и на время обрести контроль над телом какого-нибудь животного?

– Родни, ты сошел с ума, – вскричал я в ужасе. – Я не согласен, чтобы ты совершил такой безрассудный поступок. Это будет означать твою смерть в течение нескольких минут. Ты можешь представить себя в роли обезьяны, прыгающей и раскачивающейся на руках, с этим твоим огромным телом? Оно никогда не выдержит такой нагрузки.