В комнате было два окна. Тяжелые портьеры из тускло-белой парчи с красными полосами были раздвинуты и подвязаны. Со своего места Фэнтон видел лишь серое, полное туч небо да верхушки деревьев, мотавшиеся на ветру. На полу лежал восточный ковер, такой пестрый и яркий, что глазам стало больно. При взгляде на огромные дубовые стулья Фэнтон ощутил тоску: вот уж поистине вызов возможностям человеческого тела. И вообще, комната с низким потолком и стенами, обшитыми коричневыми панелями, производила гнетущее впечатление.

Фэнтон еще раз отхлебнул из кружки и скривился: не шоколад, а какая-то переслащенная жижа, резкая на вкус. Ладно, организм молодой, переварит что угодно. Джайлс, внимательно наблюдавший за хозяином, не выдержал и взмолился:

– Сэр, некогда рассиживаться! – Он страдальчески заломил руки. – Час уже поздний…

– А который час?

– Восьмой давно уж пробил. Да и лорд Джордж скоро прибудет…

– Разве ж это поздно? – зевнул Фэнтон, делая вид, что он еще немного навеселе. – Ты, морковная голова, лучше вот что скажи: какой нынче день и месяц? Да и год, если уж на то пошло?

Джайлс одарил его многозначительным взглядом, однако милостиво сообщил, что на дворе вторник, десятое мая, одна тысяча шестьсот семьдесят пятый год от Рождества Христова.

«Значит, вчерашняя ночь, – подумал Фэнтон, – на самом деле была ранним сегодняшним утром!»

Хоть в чем-то Отец лжи не смухлевал. А лорд Джордж – это, надо полагать, не кто иной, как Джордж Харвелл, второй сын герцога Бристольского, лучший друг и сображник сэра Ника.

– Ваше одеяние, сэр! – Джайлс закружился вокруг стульев, на которых были разложены какие-то вещи, указывая то на один, то на другой. – Скромно и элегантно. Сюртук из черного бархата, бриджи, черные чулки. И конечно, шпага Клеменса Хорна.

Фэнтон с задумчивым видом остановился у высокого стула, на спинке которого висела узкая кожаная портупея с серебряной пряжкой.

– Сегодня может пролиться чья-нибудь кровь, – проговорил Джайлс. – Как бы вы, сэр, не перегнули палку.

– Кровь? – воскликнул Фэнтон. – Что ты несешь?

Ни о чем подобном Джайлс не упоминал. Может, никакого кровопролития и не случилось – если только автор не решил умолчать о нем.

– Одобряете наряд, сэр?

Фэнтон окинул взглядом предметы одежды: все они были хорошо ему знакомы по картинам и книжным иллюстрациям, вот только он понятия не имел, что с ними делать. Оставалось лишь одно.

– Облачай меня! – рявкнул Фэнтон слуге, чувствуя себя последним идиотом.

Джайлс подвел его к столику: почти такой же, что был в спальне у Мэг, он стоял в углу между окном слева от Фэнтона и глухой стеной. Джайлс уже поставил на него громадный серебряный таз и чудовищного размера кувшин с горячей водой; на точильном бруске покоилась огромная, смахивавшая на небольшой тесак бритва (Фэнтону стало слегка не по себе); рядом стояло несколько чаш с кусками слишком уж ароматного мыла. Завершала натюрморт гора подогретых салфеток и полотенец.

Джайлс с нарочитой торжественностью поклонился и широким взмахом руки пригласил Фэнтона сесть на круглый стул – единственный в комнате, – где лежала толстая мягкая подушка. Джайлс принялся за дело. С суровым и торжественным видом – ни дать ни взять французский цирюльник – он размотал тюрбан на голове Фэнтона. Потом, не расплескав ни капли воды, омыл ему кисти рук, захватив лишь пару дюймов кожи выше запястья, и насухо вытер их теплым полотенцем.

Завершив ритуал, Джайлс победоносно воскликнул:

– Вуаля!

Фэнтон, все это время терпеливо помалкивавший, не выдержал. Он поднял правую руку и, покрутив ее перед собой, одобрительно заявил: