— Да. Ставлю на то, что я никуда из этого универа не уйду. Никогда.
— Но такой ставки нет, — пробормотал тихий очкарик.
— Значит, будет. И если я выиграю, все деньги мои, правильно?
— Да, но…
— Тогда ставь. И запиши обязательно — Варвара Соболева.
Это было просто отвратительно. Взгляды, голоса, сливающиеся в один бесконечный треп, пальцы, ставящие какое-то проклятое клеймо. Не спрятаться, не уйти. Один раз голову опустишь, и крышка. Сметет, как лодочку во время шторма.
Я все понимала и потому на каком-то ослином упрямстве шла против. Черпала силы из злости, на которую раньше даже не была способна. И, как будто этого мало, за спиной бархатными искрами растекся хрипловатый смех. Спокойный, уверенный и пробирающий до дрожи. Так смеялись лишь те, кто был твердо убежден в собственном превосходстве.
— Никуда не уйдешь? — Булатов прикинулся дурачком. Словно давал мне шанс передумать и сказать что-то более адекватное. — Значит, надеешься, что отстану? Тогда прости. Со стоп-словом ты явно ошиблась.
Я обернулась, почти на инстинктивном уровне чуя опасность. Когда холодные, голубые глаза цвета замерзшего озера, отзеркаливающего гладь неба, блуждали по затылку, мне очень хотелось защититься. Он смотрел на меня, как всегда одетый с иголочки в своей агрессивной по стилю одежде, с отполированными до блеска ботинками, с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами черной рубашки, из под воротника которой выглядывала золотая цепочка, стройный, поджарый, с хищной улыбкой на лице. Одним словом — опасный.
На миг Булатов улыбнулся, шире растягивая уголки вечно насмешливых губ, отчего на щеках замелькали ямочки. Будто он увидел что-то такое, что ему реально понравилось.
Мне же стало только хуже. Я все еще слишком хорошо помнила, как он выглядел, когда по-настоящему расслаблялся. Насмотрелась вчера в клубе, пока играла в шпиона и отчаянно пряталась. Настоящая улыбка его красила. Мне поплохело.
— Какой крайний срок? — обратилась к пареньку, регистрирующему ставки.
Просто игнорируй, боже.
— В смысле?
— Никогда — это долго. И я правда не хочу столько ждать, а иначе ваши ставки — просто деньги на ветер. Давай лучше до конца первого курса. Это почти полгода, и если я все еще буду тут учиться, то забираю куш.
— И не жалко? — непрошибаемость Булатова конкретно доводила. — На эти бабки могла бы хоть разок нормально поесть. На кожу и кости мужики не бросаются.
Внутри кольнуло. И не просто царапнуло, а болюче ввинтилось под кожу. У него не было никакого права называть меня нищебродкой. Это ж каким надо быть моральным уродом, чтобы ставить мне в вину то, что, пока он ежедневно спускал отцовские деньги, я пахала, как проклятая, только бы оплатить счета из больницы и перебиться полуфабрикатами.
— Тогда я в безопасности, — натянула хлипенькую улыбку, грозившую порвать щеки. — Ты же на кости не бросишься. Или мне тебя мужиком не считать?
Голубые глаза вспыхнули и тут же потемнели. Спокойствие никуда не делось, оно просто треснуло, вылившись в желваках и сдвинутых бровях. Оставалось только уйти, но я побаивалась, что придурок отпустит лишь со звонком. Потому стояла и смотрела в ответ, как овечка, слепо разглядывающая проблески совести у зарвавшегося волка.
— Любуешься? — ловко сдвинул тему.
Воздав молитвы природной бледности, я и глазом не моргнула.
— Я и получше парней видела.
— Ага. И где же? В библиотеке? В книжке? В телике?
Мне нечего было сказать. Я и правда вживую никогда не общалась с такими типами. И слава богу.
Всучив студенту деньги и попытавшись отойти, я тут же была остановлена. Грубая ладонь надавила на плечи, вторая опустилась на талию. Дыхание мазнуло по скулам, зубы обнажились в улыбке. Той самой. Ненастоящей.