– Из веры рождается чудо, Каин.

Вина ли той милой улыбки или до странного необычно красивых глаз, но Каин почему-то решил совершить этот ритуал. Отвернувшись от окна, он начал считать.

Раз. Два. Три. Четыре…

Не подняла ли нянюшка ещё тревогу? Каину не хотелось бы заставлять ее сильно нервничать.

Десять. Одиннадцать. Двенадцать…

И матушка даже не зашла его поздравить с утра. Раньше она приходила раньше всех, чтобы Каин получил первый подарок именно от нее. Матушка целовала его в нос, оставляла коробочку возле подушки, тихо шептала о том, как сильно его любит, и уходила заниматься приготовлениями к банкету.

Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать…

– Двадцать!

Но вместо неба Каин повернулся к окошку кельи, будто стараясь показать и доказать, что он был прав. Ничего не произошло. Чудо так не делается.

Однако вместо этого на его глаза легли чьи-то холодные руки.

Каина будто окатили ледяной водой. Он замер в ужасе, боясь пошевелиться.

Возле уха раздался тот самый тихий нежный голос:

– Я же сказал, дитя, чудо рождается из веры. Если не веришь во что-то, то это и не произойдет.

Каин не слышал шагов, щелчка замка, скрипа двери. Появление юноши за спиной было действительно подобно чуду. Страшному. Пугающему.

– Знаешь, что будет через три дня, Каин? – он оставил одну руку на его глазах, другой сжал его плечо. – Через три дня собор будет пылать ненавистью, ведь тот самый еретик, что докучал им столько лет, сбежал с собственной казни.

– Следите за ногами, не перекрещивайте их. Вальсируйте, – человек как бы пронес ногу по дуге на следующий угол. – Не ставьте ноги вместе.

– Да знаю я, – парень, пытаясь отдышаться, тяжело поднялся с земли, не отпуская меча. – Ты слишком сильно и быстро бьешь, я не успеваю.

Мечник промолчал и с легкой улыбкой закинул оружие тупой стороной себе на плечо так, что острие оказалось практически у шеи.

Парировать отточенные удары Рамиэля всегда тяжело. Динамичные атаки надо было отражать встречным движением, статистические – удержанием оружия чисто мускульной силой. Это было сложно. Это выматывало.

– Видит Рамиил, не дано Вам самому себя защищать, Ваше Высочество. К чему такое упорство? –монотонно певуче продолжал Рамиэль. – Или моей защиты тебе мало?

Последняя фраза прозвучала в ином тоне. Резкие переходы с вежливой речи на неформальную уже не вызывали диссонанса в душе парня. Однако периодически проскальзывающие провокационно-угрожающие нотки в голосе Рамиэля напрягали и никогда не давали расслабиться. А приподнятые брови вкупе с поджатыми губами и вовсе вызывали в парне дрожь. Рамиэль никогда не кричал на него, не применял воспитательную порку и многие другие традиционные способы «физического» воспитания. Зато он умел смотреть своими бесспорно красивыми глазами так, что жилы внутри сворачивались от пробивающего до костей стыда. Дорогой наставник мог раз за разом объяснять одно и то же, не меняясь в лице и интонации, прикрывать любые проказы и шалости, но никогда не терпел слабости – ни своей, ни чужой. Любое сомнение в собственных способностях пробуждало в нем нечто пугающе – нечто, которое не стоит никогда будить. Казалось, Рамиэль умел всё: он прекрасно владел мечом, знал литературу, письмо, фундаментальные науки, этикет. Его знания не были безграничными, но острый ум и хорошая память компенсировали все возможные пробелы.

– А кто меня защитит от тебя? – вздохнул парень. – Рамиил? А может обратиться к Дьяволу?

– Я глубоко ранен такими словами.

– Ты кинул в меня тарелку за обедом…

– Вам нужно учиться не фехтовать, а тренировать внимательность и реакцию. И стоит внимательнее слушать то, что я говорю, Ваше Высочество. В конце концов следующим может прилететь уже не тарелка.