Но я стараюсь. А что мне, собственно, остаётся делать. Только идти по намеченной судьбой дороге. По/возможности, не сворачивая. Можно даже голову держать высоко. Никто не вправе оценивать мои достоинства по состоянию кошелька. Но и здесь множество неясностей вскакивает.

Что такого особенного я пытался вам донести? В голове пустяк. Ничего не двигается. Всё застыло. Занимаюсь самокопанием. Ну, хоть отдохну немного от бесконечных размышлений, терзаний и суматох.

У нас, почему/то, о мёртвых беспокоятся больше, чем о живых. Всё пытаются угодить. Строят памятники. Постоянно следят за чистотой могилы. У некоторых целые мавзолеи возводят. Современное кладбище, чем/то, напоминает городок, где так же строят здания. А могилы ветеранов войны покоятся в кустах, куда никто никогда не приходит.

О живых людях надо думать. Вот, когда мы здесь сидим и смотрим друг на друга за тарелкой супа, в семейном кругу, тогда и надо беспокоиться. Во/всяком случае, ценить время, которое проводим вместе. У нас, если живой зашёл в дом, сразу – кто ты! Что ты? Откуда появился такой? Хочется сказать, оттуда, откуда и все остальные.

Ну, не понравился тебе человек. Чем/то не угодил. Что/то сказал такое, что ранило, или возмутило. Да, какая тебе разница до его происхождения. Что он там сказал, уже забыл давным/давно. Можно вообще не думать, что тебе сказали, если это не имеет отношения к конкретному делу. Можно даже не разговаривать, если нет необходимости. Слыхали что/нибудь о пустых разговорах?

Живой у нас, ныне, не в теме. Не вписывается в картину происходящего. А чего ему и вправду среди мёртвых делать. Он ведь живой, дышащий, видящий, говорящий только о важном. Мёртвые его плохо воспринимают. У них и колики в животе начинаются. И зубы сводит. И лица морщатся. Живой, что не скажет, что не сделает – всё невпопад.

«Кому сейчас легко» – вздыхает тётушка Кравец, почёсывая колено. Она выглядит весьма умной женщиной, благовоспитанной, интересной. Правда, когда дело доходит до финансов, то слишком строгой и, зачастую, жадной и властной. Ей всё время кажется, что она убытки терпит. Убытки – это ведь не расходы. Какая между ними разница? Видимо, никакой.

Часто она ведёт себя, как девочка, капризничает, кокетничает. При этом чувства юмора напрочь отсутствует. Уже седая. Ей такое поведение явно не к лицу. Ну, могла бы придумать себе хоть какое/то занятие, находясь на пенсии. Можно было бы открыть магазин одежды, или нечто в таком духе. Но, она закоренелая домохозяйка. Для неё подобные предприятия слишком сложны.

Какие они вкусные, однако, эти шоколадные батончики с карамелью и арахисом, или нугой, или всякими прочими воздушными хлопьями, или с нежным кремом, или с вафлями. Как/то, я давно не придавал значения сладостям. Но с некоторых пор стал сластёной. Когда разбогатею, куплю себе целый вагон шоколадных батончиков. С кокосовой стружкой тоже вкусные.

Но когда же я разбогатею, если мне уже страшно засыпать ночью, ещё страшней просыпаться утром. Как мне, наконец, вырулить из этой проклятой нищеты. Жить полноценной жизнью, полагаясь только на себя и свои силы. Как мне устроиться в этом стремительном мире. Понятно, что надо работать. Желательно, на полную мощь. Но, но, но… Вперёд! На всех парусах. Какая разница, что там уже будет происходить. Работа – это та единственная шёлковая нить, которая выведет меня на сушу.

Бриг мой разбит. Паруса изорваны в клочья. На горизонте показывается шторм. Экипаж сбежал. Перспектива настолько пугающая, что невольно натягиваются нервы. Одни только крысы снуют по углам. Да, бутылка рома, что подходит к концу. «Вперёд» – говорю я самому себе, умоляющим голосом. Стихия шумит. А я такой маленький среди всего этого чудовищного движения. Ты же хотел получить нечто большее. Тогда через что мне придётся пройти.