– Даже если так, маленький Пэшен ни в чем не виноват.

– Значит, вы считаете, не следует обращаться в суд?

– Возраст детей ничего не доказывает, да и внешнее сходство вряд ли станет аргументом для суда. Кроме того, маленький Пайк – на самом деле Миддлтон – может быть незаконнорожденным сыном Миддлтона и Пэшен. Вы об этом не думали?

– Но у Миддлтонов родился законный сын, мистер Джонс, и это трудно отрицать. Кроме того, семейное сходство работает с обеих сторон.

– С обеих сторон?

– Да. Генри Пайк похож на Миддлтона, а молодой Миддлтон – как его называют – на Пэшен. Можете не сомневаться, мистер Джонс. Я говорила с людьми.

– Ну, не знаю. Дело сложное, – произнес Джонс, заинтересованный этой историей, но не чувствуя себя вправе давать конкретные советы. – Мне кажется, лучше всего было бы дождаться, когда маленький Пайк повзрослеет, и убедить его заявить свои права. А сейчас, даже если ваши подозрения справедливы, денег ему все равно не видать.

– Понимаю, мистер Джонс. Да, вы правы, надо все оставить как есть. В конце концов, это не наше дело, если не считать того, что правда есть правда.

– Разумеется, ваши показания будут очень ценны, если расследование все-таки начнется, – заметил Джонс, поднявшись с места. – Давайте прикинем. Когда умер Миддлтон, малышу Пэшен, по вашим словам, исполнилось четыре месяца. Младшему Миддлтону в момент смерти его отца было три недели, а сыну миссис Пайк… сколько ему было?

– Ровно два месяца, мистер Джонс. О, я знаю, мы ничего не сумеем доказать, но это просто стыд и позор – лишать мальчугана его прав!

– Да, но если миссис Пайк, как вы сказали, пять месяцев держала своего сына – или, точнее, чужого сына – взаперти, трудно будет найти свидетельства, что подмена вообще имела место. Тут все ясно, как божий день. Скорее всего она подменила ребенка сразу после смерти мистера Миддлтона, а может быть, и до. Он долго болел?

– Все произошло внезапно, мистер Джонс. Конечно, он горевал по своей жене, это естественно, если учесть, что они поженились совсем недавно и это было, так сказать, их первое дитя. Но умереть от горя! Никто не думал, что мистер Миддлтон на это способен. Особенно если вспомнить, как скверно он вел себя с ней.

– Значит, после его смерти проводилось расследование?

– Конечно, нет! Врач написал в заключении, что все в порядке. Тогда это был доктор Кревистер. А теперь доктор Мортмэйн. Очень приятный человек, но помешан на операциях. Когда Джаспер был маленьким, он сказал, что ему надо вырезать гланды, а я ответила, что у нас в семье прекрасно обходились без этого и Джаспер тоже обойдется. Я не верю в операции. «Были побиваемы камнями и умирали от меча», как сказано в Писании. «Не люблю, когда человек вмешивается в дела природы, доктор Мортмэйн, – сказала я, – или когда пытаются насильно исправить то, что исправляет только время».

«В сей интермедье решено так было,

Что Стену я представлю, медник Рыло.

Стена такая я, что есть во мне

Дыра, иль щель, иль трещина в стене,

…

А вот и щель – направо и налево…»

Уильям Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт V, сцена I

Между таинственным Бердси и преподобным Мерлином Хэллемом существовало полное взаимопонимание относительно того, что на деревенской лужайке необходимо разбить идеально ровное, хорошо подстриженное и тщательно охраняемое поле для крикета.

Крикет совсем недавно приобрел популярность в Саксон-Уолл. По крайней мере, наблюдая за матчем между командами викария и Бердси, Джонс пришел к выводу, что целью принимающей стороны было не столько вывести бэтсменов из игры, сколько полностью их обездвижить. Как деликатно выразился доктор, кулачные бои практиковались в Саксон-Уолл намного раньше, чем игра в крикет.