– Прочтите последний лист ещё раз.

С раздражением Разумовский заглянул в бумагу и пробежал страницу глазами.

– Девочку не убили, Алексей Григорьевич, – я подвёл итог за него, – мой дядя Василий Фёдорович вывез и спрятал её.

– Вот как? – фаворит удивлённо посмотрел на меня.

– Прочтите ещё это, – я протянул ему письмо Марьи Алексевны, – свидетельство княгини Долгоруковой в пользу моих слов.

Он вырвал у меня из рук лист бумаги и незамедлительно развернул.

– И вы знаете, где она? Дочь Елизаветы? Отвечайте.

– Знаю. Она здесь, в Петербурге. Я привёз её, чтобы она увиделась со своей матерью.

Подступив почти вплотную, Разумовский спрятал бумаги в обшлаг рукава и взял меня за пуговицу на камзоле.

– Константин Платонович, вы понимаете, что если это обман, то самый дальний сибирский острог покажется вам раем?

– Прекрасно понимаю, Алексей Григорьевич. Но, как дворянин, я был обязан привести девушку и попытаться восстановить справедливость. Даже если я ошибся и поплачусь за это.

– Если вы действительно правы и всё подтвердится, чего вы хотите в награду?

– Вы не поверите, Алексей Григорьевич, но ничего.

На пару секунд Разумовский завис, продолжая теребить пуговицу.

– Эээ…

– Я взял девушку в ученицы по деланной магии, не зная о её происхождении. Как учитель, я отвечаю за неё и обязан позаботиться. И за это мне не нужны ордена, деньги и титулы.

Нитки не выдержали, и пуговица оторвалась, оставшись в пальцах у Разумовского. Он смутился такому обороту дел, закашлялся и отступил на шаг.

– Простите, Константин Платонович, я немного разнервничался.

Он отдал мне пуговицу и потёр лицо ладонью.

– Всё это слишком неожиданно свалилось на меня. Да ещё так не вовремя!

– Понимаю, сочувствую, но я в ещё худшем положении. Если уж вы грозите мне острогом, то даже боюсь думать, что скажет императрица.

– По-разному может выйти, – буркнул Разумовский, – зависит от… Впрочем, неважно. Сейчас, я должен увидеть девушку собственными глазами. Где она?

– Я отвезу вас. И увидите, и поговорите.

– Тогда едем прямо сейчас.

Махнув Кижу, чтобы догонял нас, я повёл Разумовского к дормезу.

– Скажите, Константин Платонович, а почему вы обратились именно ко мне?

– Всё просто, Алексей Григорьевич. Вы долгие годы находитесь подле императрицы. Полагаю, это не просто так? – я позволил себе улыбнуться. – И, обращаясь к вам, я надеялся на маленькое чудо. Что вы блюдёте интересы Елизаветы Петровны выше, чем чьи-либо ещё.

Разумовский кивнул.

– Вы обратились по адресу, Константин Платонович. Её интересы я ставлю даже выше своих и особенно выше личных симпатий.

– Это именно то, что мне было нужно.

Я поклонился и распахнул перед ним дверь дормеза.

– Константин Платонович, я должен переговорить с девушкой один на один, – попросил Разумовский, когда мы поднимались к нам на этаж. – Вы позволите?

– Не вижу препятствий, Алексей Григорьевич. Мне скрывать нечего, как я уже говорил.

Едва мы вошли, как услышали из глубины квартиры Танин голос. Девушка напевала тягучую грустную мелодию, что-то про берёзу и несчастную любовь. Разумовский едва уловимо улыбнулся и обернулся ко мне.

– Это она? – спросил он шёпотом.

Я кивнул.

Он приложил палец к губам и пошёл на голос.

У окна в гостиной мы и нашли Таню. Негромко напевая, девушка сосредоточенно рисовала small wand'ом на стекле связку Знаков. Один из полезных трюков, что я ей показывал – снаружи невозможно подглядеть, что происходит внутри, вместо людей видны только размазанные цветные тени.

Таня стояла к нам вполоборота. Глядя на её профиль, Разумовский замер и пальцами потёр глаза.

– Господи, – проговорил он еле слышно, – одно лицо с Лизой.