Сумароков закашлялся и профессорским тоном ответил:
– Кхм, прости, дитя, но формально, оспа не является чумой.
Девушка расхохоталась, запрокинув голову. Мне всегда было любопытно, как звучит «дьявольский смех», и теперь мой интерес был удовлетворен. Скажу честно, мне крайне не понравилось.
Закончив смеяться, Софья оскалилась почерневшими зубами.
– Я Чума, первый из всадников.
– Что? – Мы с Сумароковым переглянулись. Какой ещё всадник, что за чушь?
– Дурачьё! Тупицы! Я первый всадник Апокалипсиса. – Она снова разразилась смехом, а затем нараспев, подражая священнику, произнесла: – И вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец.
– Откровение Иоанна Богослова, – шёпотом произнёс Сумароков, – глава шестая, стих второй. Да, это Чума.
Глава 7
Полынь
Мне захотелось дать Сумарокову подзатыльник и заорать в ухо: какая чума, дядя, какое откровение? Ты что городишь, Василий?! Какой, в болото, апокалипсис? Не может этого быть!
– Да, я первый всадник – Чума.
Софья развела руки в стороны, запрокинула голову и закричала:
– Этот мир погряз во грехе! Нет больше чистых душ, нет праведников, нет любви!
Её голос грохотал над площадью перед собором, давя на плечи ладонью великана. Я смотрел, морщился и не верил во всю эту мистику, хотя и выглядела она до ужаса правдоподобно. Вот бледная девица, опутанная жуткими потоками эфира, вот вороньё кружит над ней, небо затягивают зловещие чёрные тучи. Страшно, а червячок сомнений всё равно грызёт изнутри.
– Все виновны! Уничтожить мир! Бросить его в огонь! На суд Божий всех искусителей! Разрушить! До основания! В труху!
Сумароков сжался, закрыв лицо руками. Седой майор, с расширенными от ужаса глазами, крестился не переставая. Часть солдат бросилась наутёк, а оставшиеся упали на колени и что-то бормотали, зажмурив глаза. Только я не успел поддаться панике и всеобщему страху. Не верю!
– Все лягут, как колосья под серпом гнева!
Я поморщился и потянулся рукой к шее. Когда требуется перекричать кого-то, нет ничего лучше Знаков воздуха и силы в связке «южный мост». Рисуют её прямо на горле, пальцем. Завтра я буду расплачиваться – хрипеть и разговаривать только шёпотом, но сегодня смогу переорать свихнувшуюся одержимую.
– Сударыня! – Мой голос звучал громче её завываний, и Софье пришлось замолчать. – Сударыня, у меня есть вопросы! Соблаговолите ответить, будьте так любезны!
Софья уставилась на меня выпученными глазами. Теперь главное – перебить её давление и взять ситуацию под контроль.
– Сударыня, если вы первый всадник, то где остальные?
Опешив, она несколько раз моргнула. Перевела взгляд с меня на Сумарокова, на майора, на солдат, затем снова на меня.
– Ну? Где другие всадники? Не самозванка ли вы, Софья?
От моего издевательского тона девушка вспыхнула. Даже румянец на бледных щеках появился.
– Здесь! Здесь остальные!
Она мазнула взглядом по моим спутникам, остановилась на майоре и ткнула в него пальцем.
– Ты второй! Имя тебе – Война. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
Майор отшатнулся и схватился за сердце.
– Я не…
– Ты убивал. Много убивал! Мужчин, женщин, детей!
– Я не хотел…
– Хотел! Ты Война, и ты знаешь это. Третий! – палец Софьи указал на Сумарокова. – Ты третий всадник. Голод!
– Позвольте, – Сумароков встрепенулся, выйдя из оцепенения, – при чём здесь я? И почему Голод?
– Ты знаешь почему. Это ведь ты уморил их до смерти. Я знаю, что это ты сделал!
Археолог спал с лица.
– Неправда, – забормотал он, – это была случайность. Трагическое стечение обстоятельств. Если бы…