Громыхнули аплодисменты, чуть меня не оглушив. Все многочисленные дочери Чемодуровой били в ладоши, смотрели влюблёнными глазами и чуть ли не облизывались. А они как собираются меня делить? Кто первая успеет или драться будут? Нет, надо срочно уходить от этой семейки.
– Константин Платонович, вот ваше шампанское.
Одна из девиц принесла сразу пять фужеров. Один сунула матери, другой мне, третий отцу, а остальные два выпила залпом один за другим.
– Мари, что ты делаешь?! Нельзя так пить шампанское.
– Вы, маменька, не волнуйтесь за меня, – низким голосом ответила девица и довольно зажмурилась. – Не первый раз шумпанское пьём, чай не батюшкин самогон, со стакана не свалит.
Ёшки-матрёшки, что за семейка! И по-хорошему не вырваться, они взяли меня в плотное кольцо.
– Кого я вижу! – Между дочерей протиснулся высокий офицер. – Пардон, сударыни. Милый друг!
Он порывисто обнял меня.
– Уж и не надеялся встретить тебя здесь. Идём быстрее, я должен срочно передать письмо из Петербурга. – Офицер обратился к Чемодуровой: – Простите, что так бестактно прервал вашу беседу, но дело очень срочное. Мерси, мадам.
Подхватив меня под локоть, офицер указал головой в сторону столов с закусками.
– Простите, Варвара Михайловна, вынужден откланяться, – я улыбнулся навязчивой тётке. – Рад был пообщаться. До свидания, сударыни!
Облегчённо выдохнув, я двинулся за офицером прочь от жуткой семейки. Страшно хотелось обернуться и показать им язык. «Мэээ! Ищите женихов в другом месте, сударыни». Но я сдержался.
– Не мог безучастно смотреть, как они на вас накинулись.
– Благодарю покорно, – я протянул офицеру руку, – Константин Урусов.
– Поручик Григорий Орлов, к вашим услугам.
Он ловко щёлкнул каблуками и слегка поклонился.
– Гвардия?
– Никак нет, переведён в пехоту.
Заметив моё удивление, он наклонился и пояснил чуть тише:
– Фридрих разорвал перемирие, а в армии не хватает офицеров.
– А здесь какими судьбами?
– Улаживаю семейные дела, – он криво улыбнулся, – чтоб их черти взяли. А вы…
– У меня имение тут недалеко. Вот пытаюсь влиться в Муромское общество.
– Но вы не местный? Выговор у вас специфический.
– Я долго жил в Париже.
Орлов обернулся, прищурясь, вгляделся куда-то вдаль и вздохнул:
– Простите, вынужден удалиться, меня зовут.
– Ещё раз спасибо за выручку.
– Ерунда, мужчины должны помогать друг другу. В следующий раз вы меня спасёте.
– С меня причитается.
Он с улыбкой кивнул.
– Будете в Петербурге, найдите меня. Расскажете о Париже, и будем в расчёте.
Снова щёлкнув каблуками, он поклонился и растворился среди гостей. А я отправился к ломберным столам, пока меня снова кто-нибудь не поймал в матримониальных целях.
На каждом столе шла своя игра: пикет, фараон, ломбер, квинтич и вист. Но центральное место занимал юрдон. Азартная игра, где выигрыш зависел не от умения, а от удачи и блефа.
Я прогулялся между столами. Игроки, зрители, ставки, шлепки карт по зелёному сукну. Возгласы победителей и проигравших.
– Есть! Мой выигрыш, господа.
– Пошла, старая попадья! – кричал кто-то, бросая на стол пиковую даму.
– А мы её тамбовским мужиком! – били карту королём.
– Три рубля сверху!
– Пас.
– Четыре рубля сверху!
– А мы ещё два.
– Вот вы как? А мы вашего короля по сусалам козырной десяткой.
– Пять рублей сверху!
– Что?! Не может быть!
– Поздно, Василий Иванович, поздно. Коль проюдонились, извольте вести себя прилично.
Больше всего зрителей было вокруг стола с левого края. Там играли седой старик с бакенбардами, женщина в пышном парике и молодой человек с детской улыбкой. Четвёртый участник менялся раз в несколько партий – то один, то другой дворянин проигрывался, бросал карты, но неизменно вежливо раскланивался с остальными. Похоже, эта троица и была теми самыми «разувальщиками».