Вечером остановились в следующем городке. Показали представление из множества номеров. Театральная самодеятельность циркачей со спектаклем про Ромео и Джульетту имела несомненный успех. И экспромт с Голубой Береточкой в тельняшке, избивающей в лесу разную нечисть, зашёл отлично, только Лана сама выдвинула на главную роль гораздо более тренированную скакать и размахивать руками и ногами в шароварах Яську. Сама Лана задорно плясала и вертелась, но в пододетых подобранных из реквизита панталончиках в крупную клетку, в которых кто-то когда-то показывал цирковые номера вовсе без юбки. Ещё Лана пела, и тоже успешно. Миша играл, вернее лупил по струнам, на балалайке и изображал нечто вроде танца, но для медведя и это прошло отлично.
Но как и предупреждала администрация в лице Силыча и гораздо более хозяйственной Лианы, сборы были не особо велики. Сказывалась тревога от проблем со всех сторон, и общее обеднение и некоторое ожесточение Ближнего Запада. Впрочем на нормальный ужин даже в таверне собрали, и даже на нормальный завтрак и покупку снеди на обед на следующий день. Но самое главное, отрабатывали идеи и слаженность труппы, которая только осваивала театральную стезю, а с цирковой программой несколько дней назад здесь уже проходили.
В огромной таверне Лана села за не так и плохо собранный в углу для бедноты стол для циркового молодняка. Посмотрела на радостно наворачивавших суп Вивика и Яську, на ожидавшее всех рагу с потрохами и даже немного разбавленного вина. Затем уставилась на огромный камин в половину боковой стены, в котором на вертелах жарились несколько цыплят, два гуся, два барана и кабан! Вечер только начинался, публика собиралась, циркачи договорились показать несколько номеров за скидку на ужин, и медведь за водку и ужин себя показывал, так что мяса готовилось много. Лана потянула носом прекрасный запах жаркого, шевельнувший очень глубинные струны её души, облизнулась, почувствовала, но не поняла про своё лёгкое сумасшествие с приступом дури, и отправилась на дело!
Подошла к камину-жаровне, указала пальчиком на дожарившегося крупного жирного гуся с хрустящей корочкой и сказала громко:
– Какой-то тощий гусь! Наверно помер бедолага от голода!
– Это ты тощая! А этого гуся хватит на пятерых голодных солдат! – воздел руки к условно принятому за небо потолку задетый за живое трактирщик. – Чтобы упасть под стол от обжорства! Он огромный и жирный как свинья! Да в нём двадцать фунтов было до ужарки! А за обзывательство моей кухни сейчас получишь моим широким ремнём!
– Пять солдат! – расхохоталась Лана. – Да я его одна съем! И не поперхнусь! И даже животик мой не раздуется!
– Ты же лопнешь, деточка, – уже зло пообещал, расстёгивая ремень, трактирщик, которому наглая малявка плюнула в самую середину кулинарной чакры.
– А спорим, что не лопну! Съем этого гуся, не вставая из-за стола! И запью двумя литрами пива! И даже моя талия останется как была тоненькой! Ну разве на три сантиметра, то есть на ноготь, потолще, да и то только из уважения к пиву! Спорим на ещё одного гуся и барана моим друзьям! И на пять вёдер пива! Слабо?
– Не слабо, – с усмешкой сказал трактирщик, застёгивая ремень. – А твоя ставка, это твоё тело. Если не осилишь гуся, то я тебя отымею! Все свидетели. Больше у тебя ничего ценного нет. А пари ты сама предложила. И меня оскорбила!
Посетители таверны громко заорали, что быть посему, и требование трактирщика справедливое. Только добавили, что проигравшую наглую актриску трактирщик ещё три раза прогонит вокруг зала ремнём голую. Лиана схватилась за сердце, безуспешно попробовала отменить пари, мотивируя, что девчонка дура и ещё девственница. Остальные циркачи тоже были в шоке, но видали всякое, да и изменить ничего уже не могли.