– Нет, вряд ли, – сказал Александр. – Я пару лет тому назад видел шаровую молнию: она намного меньше. Да и не висела она на одном месте, а двигалась, быстро двигалась.

– Но, возможно, это была её очень редкая разновидность, – предположил Тимофей.

– Возможно, – согласился Михаил. – Но только это тоже лишь догадка. Простое предположение, не подкрепленное ни единым фактом.

– Нет, какие-то необычные шаровые молнии есть – я об этом по радио слышал, – не сдавался Тимофей.

– Может, и есть, – сказал Александр. – Но зачем тогда у нас забрали фотографии? Зачем запретили рассказывать об увиденном? Нет, это была не молния, – я в этом уверен.

Они замолчали. Каждый из приятелей употребил все свои доводы и аргументы. Добавить было нечего. Дискуссия подходила к концу.

Михаил собрал со стола карты, перемешал и, подумав немного, вновь бросил их на стол.

В комнате воцарилось тягостное молчание, нарушаемое лишь монотонными ударами настенных часов да уже почти неслышным шумом затихающего дождя.

Мима окон с грохотом пронеслась забрызганная грязью полуторка.

– Ладно, – наконец произнес Михаил, – давайте считать эту тему закрытой. Вопрос хоть и интересный, но пока, к сожалению, не разрешимый.

– Это верно, – согласился Александр. – Нам эту тайну пока не раскрыть. Но от этого она становится лишь интересней и загадочней.

– Ее откроют, обязательно когда-нибудь откроют, – сказал Тимофей.

– И дай то Бог, чтоб случилось это еще на нашем веку, – закончил разговор Михаил.

Он встал, взял со стола фотографию и, окинув ее внимательным взглядом, отнес на место – в тайник за шкафом.

Там фотография лежит и по сей день, так как последовавшие вскоре события настолько увлекли троих друзей, что они напрочь позабыли об увиденном ими таинственном диске. Однако это уже совсем другая история.

Здравствуй, друг мой Павел!

В своём последнем письме ты спрашиваешь, откуда я знаю твоего соседа, о здоровье которого интересуюсь? Вот я и отвечаю.

Это очень длинная история, произошедшая в далёком восемьдесят первом году. О ней уже пора бы и позабыть, да вот никак не могу…

Итак. Жили мы тогда с Валерием в одном селе под Ростовом. Были мы с ним очень близкими друзьями, как говориться, не разлей вода. Вместе работали на полях, вместе ходили на рыбалку, вместе бегали по вечерам в клуб, развлекаясь там до поздней ночи…

И вот, однажды, возвращаясь с очередных гуляний, мы с ним шли по уже погрузившейся в сон деревне и комментировали весело проведённый в клубе вечер. А вернее – делились впечатлениями, произведёнными на нас двумя молоденькими девушками-сестричками, впервые приезжавшими в наш клуб из соседней деревни.

А ночь тогда стояла тихая, ясная. В небе светила полная луна, а в траве пели свою нескончаемую песню десятки или даже сотни сверчков. Как раз та пора, в которую я в те годы любил сидеть в нашем огромном и ухоженном саду, который являлся гордостью всего нашего семейства, и сочинять стихи, – корявые стихи, местами – белые, но мне и моим односельчанам очень нравившиеся.

Так случилось и в ту ночь. Дойдя до своей калитки, я распрощался с Валерием. Затем, прошмыгнув мимо окон родительской спальни, я отправился в сад, сел на своё излюбленное бревно, лежавшее вдоль ограды, достал из-под него ручку с тетрадкой, всегда там хранившиеся для подобного случая, и начал сочинять.

Меня в ту ночь, помнится, ещё очень сильно порадовала «тётушка Луна», так хорошо освещавшая мою тетрадь, что мне совершенно не нужно было в неё всматриваться. Заметив это, я даже посвятил одно из стихотворений ей, «тётушке Луне».

Я уже не помню всех стихотворений, вышедших из-под моего «пера» той ночью. И рукописи у меня также не сохранились – выбросил при переезде в Москву. Такая участь постигла большинство моих ранних творений, в примитивности которых я к тому времени уже успел неоднократно убедиться. Я несколько раз посылал их в различные газеты, и каждый раз получал примерно следующий ответ: «Если хотите стать великим поэтом, учитесь, учитесь и ещё раз учитесь!..»