Лучшее защита - это ведь нападение?
— Подождать?
— Ты хочешь сказать, что весь дом утыкан камерами? Ты следишь за каждым моим шагом? А как же частная жизнь? Где ещё есть камеры?!
— Это частная территория, ею владею я, — медленно начал объяснять Константин с таким выражением лица, будто я была тупейшим человеком на свете. — Я могу установить их хоть на каждом сантиметре этого дома. Это первое. Второе - да, я слежу за тобой, Анфиса, потому что не доверяю.
Чешуйчатый впервые назвал меня по имени и мне почему-то резко стало не по себе. Будто он, наконец, перешагнул какую-то невидимую грань. Признал мое существование в своей жизни.
До меня вдруг резко дошло, что все. Это конец чего-то старого и привычного и начало чего-то нового, совсем неожиданного и незапланированного.
Волей-неволей я оказалась втянута в игры психа, который даже не скрывал того, что ему плевать на собственных детей, что он специально будет предвещать мое существование в невыносимый и кромешный ад.
А теперь ещё выяснилось и то, что все это будет происходить под неусыпным контролем его службы безопасности.
— Можно я задам ещё один вопрос?
Он действительно возник у меня в голове только сейчас. Возник и заставил меня тяжело выдохнуть.
— Задавай.
— Эта дурацкая ваза, которую я разбила…
— Эта ваза династии…
— Плевать! Эта дурацкая ваза стоит полтора миллиона, я правильно поняла?
Понять-то я, может, и поняла, вот только до меня все равно никак не доходило, как можно отдать такие большие деньги за кусок глины, и неважно, какой он там династии принадлежал! Эта ваза стоила как хорошая машина, кредит за которую обычные люди выплачивали по несколько лет. Я же к этому пока вообще только стремилась. А у Константина эта ерунда торчала в коридоре. Никому не нужная, я вас уверяю.
— Правильно. К чему ты клонишь?
— Твоим детям уже несколько месяцев. Из них около двух я гонялась за тобой, чтобы ты заплатил на них алименты. А знаешь, почему? Потому что моя зарплата составляет около пятидесяти тысяч рублей, пенсии родителей, обоих, я замечу, и того меньше. Мне банально не хватало денег на мальчиков, потому что дети - это дорогое удовольствие и я к нему пока что не была готова. Но ты… ты сидишь тут в этом претенциозном замке с вазами, расставленными по коридорам, вазами, которые стоят миллионы, и что, гордишься собой? Считаешь себя правым? Ты выдумал этот глупый цирк со свадьбой, чтобы не тратиться на родных сыновей и это в то время, как ты тратишь баснословные деньги на никому не нужные вещи? Как это вообще можно понять и объяснить?
У меня правда все это не укладывалось в голове.
Я не понимала, как можно спокойно жить в подобной роскоши и не знать, сыты ли твои дети, все ли у них есть, в безопасности ли они?
— Что ж, я отвечу на твой вопрос. Первое, и я повторюсь, но я не просил этих детей. Твоя сестра решила, твоя сестра сделала, а меня поставили перед фактом. Для таких, как твоя Дарья я - кусок мяса и толстый бумажник одновременно. Не человек. Не личность. Не мужчина. Второе. То, какие вещи я покупаю и за какие деньги, касается, в общем-то, только меня. Деньги мои, решения тоже. Ты для меня никто, чтобы считать их. Третье. Дети теперь не будут ни в чем нуждаться. Об этом можешь не волноваться. Пока я был уверен, что они не мои, а у меня были веские причины так думать, я их не обеспечивал, теперь все будет иначе.
— Какой ты простой, однако, — хмыкнула я.
Все-то у Шувалова измерялось деньгами. Все-то у него должно было быть продуманным и логичным. А то, что дети сколько месяцев страдали, так это его вовсе не волновало. Это было очень заметно по равнодушным глазам и ледяному тону.