При нашей беседе присутствовал магистр Джеджидд, который тогда еще был моим опекуном и категорически запретил мне общаться с коллегой Уиссхаиньщщем без его ведома. Наверное, он опасался, что я опять брякну что-нибудь, что будет воспринято как наглость и дерзость.

Но куратор выслушал меня с интересом, а потом спросил у магистра, каково его собственное мнение. Магистр ответил, что он, тоже будучи существом белковым и смертным, склонен скорее согласиться со мной. Хотя изучение макропроцессов тоже необходимо, и здесь методика профессора Уиссхаиньщща дает превосходные результаты, со временем, дескать, я ее оценю.

По истории цивилизаций я получила, к своему удивлению, не зачет без оценки, а «весьма похвально» – почти что «отлично». Завершив этот курс, я надеялась, что мне уже не придется соприкасаться с профессором Уиссхаиньщщем. То, что он явился на церемонию моего совершеннолетия, оказалось сюрпризом для всех. Но мало ли какие у куратора Тиатары могли быть соображения. Может быть, он рассматривал мою кандидатуру на должность будущего сотрудника структур Межгалактического альянса. Переводчики там всегда требуются. Однако Уиссхаиньщщ, напомню, вдруг бросил магистру укор в том, что он со мною, ничтожной, так много возился и стольким ради меня пожертвовал. Я уверена, что другие присутствующие не понимали, в чем дело. Приписали ту реплику просто вредности и злопамятности Уиссхаиньщща. Только мы трое знали, памятуя тот разговор об истории, что речь шла даже не о громадных деньгах, которых стоило принцу спасение Карла – а о времени, которым для смертных измеряется их бытие. От микро до макропроцессов. И только оно имеет для нас настоящую ценность.

Теперь я шла в его кабинет одна. Трепеща от неясного страха. Вряд ли он собирался предложить мне писать под его руководством магистерскую. Весь Колледж знал, что я остаюсь у магистра Джеджидда.

А вдруг с Ульвеном что-то случилось?..

У куратора Тиатары могли быть самые свежие сведения. И он, зная про наши особые отношения, вероятно, вызвал меня, чтобы сообщить нечто страшное.

– Приветствую вас, Цветанова-Флорес, – заговорил профессор Уиссхаиньщщ на безжизненной металлической космолингве. – Садитесь. Поговорим.

– Приветствую вас, старейший наставник Уиссхаиньщщ, – ответила я на аисянском. Язык очень сложен, сплошные шипящие и свистящие («Уиссхаиньщщ» – это очень приблизительная транскрипция), но обиходные фразы я выучила.

– Что вы знаете о Сироне? – спросил вдруг мой собеседник.

– Магистр Джеджидд… на Сироне? – испуганно пролепетала я.

– Я прочитываю в ваших жестах и мимике опасения за его жизнь. Для этого, как вам кажется, есть основания?

– Прошу вас, профессор Уиссхаиньщщ, скажите, он там или нет?!

– Нет, Цветанова-Флорес. Убавьте эмоции. Он успешно защитил диссертацию на Виссеване и уже отправился в путь. Скоро вы снова увидите столь заслуженно высоко ценимого вами научного руководителя.

– Благодарю вас! – просияла я с облегчением.

– Вернемся к Сироне. Отчего вам показалась неприемлемой мысль о пребывании там магистра Джеджидда? Что вы знаете о событиях на планете?

– О каких-либо недавних событиях – ничего. Я за ними совсем не слежу. Откуда я могу что-то знать?

– Вы общались с двумя студентами, выходцами с Сироны.

– С одним из них и сейчас общаюсь. Это Альфред Жиро. Он увлекся историей Тиатары и на Сирону возвращаться не хочет. А другой, Рафаэль Калински, как вы знаете, давно исключен. С тех пор мы не контактировали. Да и здесь я с ним не дружила, скорее напротив.

– Он покушался на вашу неприкосновенность, – напомнил профессор Уиссхаиньщщ. Хорошо, что не ляпнул «девственность». В лингвочип мог быть встроен и этот синоним.