Когда его пальцы вновь прошлись по внутренней части бедра, я едва не застонала. Он снова не касался моего лона напрямую, но каждый его жест был как предчувствие. Его ладони нажимали чуть ниже паха, создавая вибрации в точках, где соединяется возбуждение и покой. Он знал, куда давить, где остановиться, где задержать дыхание вместе со мной.

Я наблюдала за ним – за тем, как он сосредоточенно работает с моим телом, будто пишет на нём невидимыми чернилами. Ни одной спешки. Ни одного грубого движения. Это было не просто расслабление – это было возвращение к себе, к телу, к точке, где чувственность остаётся, но не требует немедленной разрядки.

Заканчивая он провёл ладонями вверх – к паху, затем вновь вниз, по внешней линии бедра. Пальцы скользнули к ступням, сжали их нежно, тщательно, будто я – не женщина, а драгоценность.

И в какой-то момент я поймала себя на мысли: вот что я хотела тогда, в Париже. Не внимания. Не ревности. А вот этого – чтобы на меня смотрели как на целую. Чтобы чувствовали меня. Чтобы я могла быть собой, и мне бы этого было достаточно.

Я прикрыла глаза. В этот момент не было ни Лиссы, ни Парижа, ни старых обид. Была только я – нагая, тёплая, открытая. И он – склонившийся над моими ногами, бережный и внимательный. Всё в нём

Покончив с икрами, Нэсс перешёл к ступням. Его пальцы разминали каждый участок, от подушечек до свода стопы. Он скользил вниз, к пятке, и возвращался наверх, уделяя внимание каждому изгибу. Я не могла сдержать улыбку – его сосредоточенность вызывала у меня странное ощущение благодарности и нежности. Он делал это не как любовник, стремящийся к продолжению, а как мужчина, который хотел быть рядом с моим телом, чувствовать его.

Когда массаж закончился, его губы неожиданно коснулись моего большого пальца. Он поцеловал его осторожно, почти с благоговением, затем следующий, беря их в рот и слегка посасывая. Это было неожиданно, нежно и почти глупо. Я тихо рассмеялась.

– Выплюнь, бяка! – смеясь, сказала я, бросив в него лежащую на кровати игрушку и стукнув его по плечу. – Они невкусные!

Он поднял голову, его глаза блеснули. Тот самый взгляд – немного нахальный, чуть дразнящий. Его фирменная полуулыбка появилась на губах.

– Ты вся вкусная, моя обожаемая, – сказал он, проигнорировав мои протесты и продолжая ласки.

Его губы снова прикоснулись к моей стопе, но теперь он не просто забавлялся. Поцелуи стали медленнее, глубже, целенаправленнее. Он поднимался выше, двигаясь не спеша, словно настраиваясь – как художник перед первым мазком на холсте.

Я закрыла глаза. Каждое его прикосновение вызывало во мне дрожь – не бурю, а глубокую, тихую, но настоящую. Его губы оставляли за собой горячий след, будто метили путь, по которому возвращается желание.

Наконец он добрался до моего лона. Я едва сдержала звук, когда он провёл носом вдоль моих губок. Он вдохнул, и моё тело напряглось. Внутри всё подтянулось, замерло, ожидая продолжения.

– Ты божественно пахнешь, – выдохнул он. Эта простая фраза, тихая и почти интимная, пронзила меня сильнее любой похвалы.

И вот он опустился. Его губы коснулись моей промежности мягко, с нажимом, уверенно. Я сжала простыню под пальцами. Это было как электричество. Тёплое, медленное, но очень настоящее. Его язык медленно обводил мои складочки, не торопился, не пропускал ни одного изгиба. Он собирал мою влагу, словно это было что-то ценное, и я чувствовала, как каждый его мазок отзывался у меня в животе, в груди, в пояснице.

Когда он добрался до клитора, он не спешил. Поначалу он едва касался его мягко, будто дразня. Потом – круговыми, настойчивыми движениями. Моё дыхание сбилось. Моё тело покорно впитывало каждое его движение, каждый звук его дыхания, каждый ритм языка.