Полы были холодными. Простыня на кровати хранила мокрое пятно, смятое тепло, наш запах. Я с провела пальцами по складкам ткани, будто прощаясь с ночью, и направилась в ванную – босая, голая, без стеснения.

Мочевой пузырь настойчиво требовал внимания.

Опустилась на унитаз и расслабилась, закрыв глаза. Плотный тёплый поток тут же вырвался наружу, увлекая за собой остатки ночной и утренней страстей. Я ясно ощутила, как вместе с мочой вытекли мутные следы его семени, оставляя липкую тяжесть внутри. Когда я потянулась за бумагой, она прилипла к коже – сперма подсохла, склеив волоски на лобке.

Пришлось осторожно снимать, маленькими движениями, чувствуя, как каждая крошка их связи отдаётся лёгким пощипыванием.

Он внутри меня. И на мне. И на этом дне тоже будет его след.

Эта мысль странным образом не пугала. Она грела.

В ванной я бросила быстрый взгляд в зеркало – и замерла на секунду.

Я.

Курай.

Лицо было странным: губы припухшие, глаза блестящие, кожа румяная даже на щеках и шее. Волосы растрёпаны, влажные пряди прилипли к вискам. На шее – лёгкие следы поцелуев. Грудь приподнята дыханием, соски натянуты, будто всё тело помнило его руки, его рот.

На животе – лёгкий след его ладони.

На бёдрах – росчерк нежности и силы.

Я провела рукой по лобку. Волоски были спутанными, спутанными его и моим теплом. Там, где губки слиплись от его спермы, ощущалась стянутость, но не было ни раздражения, ни желания смыть это мгновенно. Напротив: хотелось сохранить это ещё на чуть-чуть.

Он оставил в тебе часть себя. Ты приняла её с любовью.

Выйдя из туалета я направилась в ванну. Почистила зубы и, перешагнув через край, включила душ. Тонкие струи сначала ударили по груди – горячие, обжигающие – затем потекли ниже. Я подвела лейку к животу, к паху, и, раздвинув губки двумя пальцами, направила струю внутрь.

Вода с шорохом разбила засохшую плёнку, горячими толчками проникая в глубину. Там, внутри, где кожа всё ещё была чувствительной и нежной, раздалось лёгкое щемящее покалывание.

Мутные разводы стекали по ногам, оставляя тонкие, молочные полоски на бёдрах.

Я аккуратно промыла вагинальный тоннель, медленно вращая лейку, чувствуя, как каждая капля вымывает остатки его утреннего дара. Клитор дрожал под напором воды, но я сдержалась – не искала наслаждения. Это было очищение. Ритуал. Завершение утренних ласк. Первичное очищение.

Когда поток воды стал чистым, я зафиксировала лейку и просто стояла под душем, позволив телу вспомнить каждый его толчок, каждый поцелуй, каждую вспышку между ног.

Полотенце ждало на вешалке. Я вышла вытирая волосы на ходу и направилась к своей сумке, доставая из нее нижнее белье и упаковку таблеток. Пусть я не собиралась искать приключений. Что сейчас, что пока нахожусь в Питере, но привычка брать с собой минимум один блистер вьелась в привычку.

Трусики скользнули на бёдра, охватывая лобок, где кожа была ещё тёплой и чуть влажной. Достав одну из капсул я задумчиво посмотрела на нее. Маленькая белая капля на ладони казалась слишком лёгкой для такого важного решения. Закатила её за язык, запила глотком воды и на миг прикрыла глаза.

Я сделала правильно. Но сердце всё равно дрожит – с этой мыслью двинулась на кухню.

На кухне пахло свежим кофе, тёплым хлебом и… им. Тем особым запахом, что оставался на коже после долгой ночи – смесь пота, кожи и чего-то глубже, роднее.

Нэсс стоял у плиты – в одних тёмных боксёрах и белой рубашке, едва натянутой на плечах. Волосы растрёпаны, как после ветра. Щетина грубо оттеняла резкие линии скул. Он выглядел так, как выглядят мужчины в доме, где их принимают за своих – без масок, без чужого взгляда.