Хруст сломанных позвонков не спутаешь ни с чем другим. Крик боли смолкает резко, как оборванная струна. Голова киллера глухо стукает об асфальт под плеск встревоженной лужи.
Я поднимаюсь на ноги и добиваю подонка футбольным ударом в голову, наполовину утонувшую в тёмной луже. Брызги разлетаются в стороны фейерверком грязи. Голова киллера запрокидывается назад, сломанная шея выворачивается неестественно и послушно, словно у тряпичной куклы.
«Готово! – я выдыхаю жар из груди. – Ублюдок отправился на тот свет. Скатертью ему дорога».
Мои колени, влетевшие с прыжка в его голову с нагрузкой восьмидесяти килограммов веса, сработали лучше всякого кирпича. На земле – окровавленный труп, голова покачивается, плавая в луже. Левая нога мертвеца, с которой слетел ботинок, дёргается в посмертной судороге. Кровь вытекает из пробитого черепа и пустой глазницы и вливается в лужу, смешиваясь с дождевой водой из подворотенных стоков и зловонной грязью прорвавшей где-то канализации.
Я отворачиваюсь, тяжело дыша. Сердце звенит в висках, как будто молот ударяет о наковальню. О загнанном пульсе лучше вообще не думать. Мне хочется побыстрее убраться отсюда и чего-нибудь накатить. Расслабить мозг крепкой выпивкой и унять дрожь в руках.
Но сначала надо обшмонать покойника, чтобы понять: зачем я ему понадобился? Менты при исполнении сперва надевают наручники и только потом, выудив из терпилы горячую информацию, аккуратно его кончают, инсценировав сопротивление при аресте. Если в этом, конечно, имеется острая необходимость – распоряжение высокого начальства или тривиальный заказ. Они хотя бы делают вид, что ими руководит закон, перед тем как отнять у человека жизнь.
Но напавший на меня поступил иначе. Он не стал утруждать себя выяснениями, а решил прикончить без проволочек, цинично и самонадеянно – гитарной струной. Но если он действительно бывалый киллер, то почему рисковал, используя удавку, а не пристрелил на месте, имея на руках ствол? И если это заказ, то по какой причине? Кто вообще мог знать, что я это я?
Да никто этого не знает! И знать не может! Вопросы, которые я сам себе задаю, пустые и бестолковые, на них ответов не сыщешь. Но если действительно так, тогда совсем ничего не понятно. Всё запутывается ещё больше и превращается в чушь.
Я приближаюсь к трупу и обыскиваю. Здоровый детина, молодой, не больше тридцати. Жить бы да жить ещё, но выбрал профессию неудачно. И угораздило тебя дурака…
Обшариваю карманы. Выуживаю ключи от машины, ежедневник, лапатник с документами, пластиковыми картами и деньгами. Копаюсь в лапатнике. Нахожу паспорт и удостоверение ФСБ. Ого! Вот это да! На кой я понадобился ФСБ? И с каких пор они промышляют заказными убийствами?
Читаю в паспорте прописку и всё остальное. Скороходов Сергей Дмитриевич. Женат, двое детей. «Большая морская», дом десять, квартира сорок один.
Ствол, стало быть, прихватил для надёжности. Табельное оружие, не иначе. Теперь понятно по какой причине не применил его сразу. Понадеялся обойтись струной, сноровкой и силой своих двоих. Использовать левый ствол не рискнул или не посчитал нужным. А раз настолько в себе уверен, значит как киллер далеко не новичок. Отработал клиента, сгубил душу человеческую и домой – целовать сладкую жёнушку и возится с детишками. Семьянин хренов.
А вот и напрасно. Теперь, наверное, жалеешь о самонадеянности, печально судача с ангелами на небесах. Хотя, с какими, к чёрту, ангелами? Такие, как этот «сотрудник», обычно горят в аду. Из оборотней в погонах, преставившихся на суд божий, в те места наверняка выстраиваются длиннющие очереди.